Искатель, 1967 № 06 - [62]

Стронг расхохотался. Он не очень-то симпатизировал колонистам. Как и Блюскиз, он отлично понимал, что они творят с почвой и как будет выглядеть Омикрон Сети-18 через пятьдесят лет. Временами он их ненавидел…

Но не сейчас. Сейчас, когда утренний ветерок вздувал его древорубашку и утреннее солнце касалось его лица, когда над его головой распростерлось необъятное небо, а у ног раскинулся весь мир, сейчас ему вообще трудно было что-либо ненавидеть.

Он выкурил сигарету. На вершине мира, под чужим ветром и солнцем, она показалась ему особенно приятной. Он затягивался, пока окурок не ожег ему пальцы, потом загасил его о подошву ботинка.

Когда он поднял руку, на его указательном и большом пальцах была кровь.

Сперва он решил, что порезался, но, когда он стер кровь, на руке не оказалось ни малейшего пореза, даже царапины. Он нахмурился. Быть может, он поранил себе ногу? Он наклонился, и увидел окровавленную подошву ботинка и кровь, каплями стекавшую с шипа. Он наклонился еще ниже… и увидел кровавый след, оставленный шипами на гладкой серой поверхности ствола. Наконец он понял, в чем дело. Кровь была не его. Это была кровь дерева.

Искрилась на солнце дрожавшая под ветром листва, и лениво качался из стороны в сторону ствол. Из стороны в сторону, из стороны в сторону…

Сок!

Ему уже начало казаться, что это слово никогда не отстоит свои права, а его сознанием навыки завладеет его ложный синоним.

Сок…

Ведь ему совсем не обязательно быть прозрачным. При соответствующих пигментах сок мог быть любого цвета под солнцем. Пурпурного. Зеленого. Коричневого. Красного…

Кроваво-красного…

Из того, что обычные деревья обладали определенными особенностями, вовсе не следовало, что те же особенности должны быть свойственны и этому дереву. Не было такого закона, по которому сок дерева обязательно должен быть бесцветным.

Ему стало немного легче. Красный сок, подумал он. Надо поскорее сообщить Райту!

Но когда Райт связался с ним, он не сказал ему об этом ни слова.

— Вы готовы? — спросил Райт.

— Нет… не совсем. Произвожу небольшую разведку.

— Как я погляжу, сегодня это ваше любимое занятие.

— Отчасти.

— Ладно, раз уж вы решили оставить дриад себе, не буду вам мешать. Тем более вы слишком высоко. А такому немолодому древорубу, как я, взобраться к вам не под силу. Я хотел вам сказать, что мы собираемся немного закусить. Советую вам сделать то же самое.

— Слушаюсь, — сказал Стронг.

Но есть он не стал. Лежавший у него в кармане древорацион не возбуждал аппетита. Посидев еще немного на развилке, он выкурил еще одну сигарету и спустился по стволу до ветви, через которую проходила седельная веревка. Руки его обагрились кровью, и ему пришлось вытереть их носовым платком.

Убрав шипы, он обвил ногами веревку и «слетел» вниз на развилку, через которую проходил шнур. Пробыв там ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы сесть в седло, он молниеносно спустился к концу шнура и прикрепил к поясу щипцы. Первая стофутовая ветвь находилась под ним футах в двадцати. Он в секунду преодолел это расстояние и стал на ветвь. Потом он приладил к ветви щипцы. Их острые клешни вгрызлись в дерево. Работа подействовала на него успокаивающе, и, включив передатчик, он машинально заговорил в том шутливо-официальном тоне, в котором они с Райтом иногда беседовали по линии «земля — дерево».

— Теперь дело за вами, мистер Райт. Я готов.

Молчание. И наконец:

— Вас, мистер Стронг, не очень-то устраивают длинные обеденные перерывы, а?

— Во всяком случае, не тогда, когда у меня под носом маячит такое огромное дерево.

— Включаю лебедку. Дайте знать, когда шнур натянется.

— Слушаюсь, мистер Райт.

Заработала лебедка, шнур, до этого висевший дугой, превратился в струну. Ветвь вздрогнула, затрещала…

— Выключите лебедку, мистер Райт.

Стронг направился к стволу, устроился в седле и достал резак, с виду похожий на пистолет. Настроив резак на десятифутовый луч, он направил дуло на основание ветви. Он уже совсем было собрался нажать курок, когда у самой границы его поля зрения мелькнули контуры тела и цветовое пятно. Он перевел взгляд туда, где полуденное небо ласково гладило отягощенные листьями боковые ветки…

И увидел дриаду.

— Мы ждем вашей команды, мистер Стронг.

Стронг судорожно глотнул. Выступивший на лбу пот потек вниз и залил ему глаза. Он вытер его рукавом рубашки. Дриада не исчезла.

Опершись на локоть, она полулежала на ветке, слишком тонкой, чтобы выдержать ее тяжесть, а ее легкое платье настолько слилось с окружающей листвой, что, если бы не ее волшебное лицо, не золотистые руки и ноги и не пушистая копна желтых волос, он мог бы поклясться, что она ему почудилась; но, даже разглядев ее, он все равно почти готов был поклясться, что ее там нет, ибо лицо ее могло быть только что распустившимся цветком, ее руки и ноги — золотистой пшеницей, проглядывавшей через просветы в листве, а волосы — горстью солнечного света.

Он снова протер глаза. Но она не желала исчезать. Чувствуя себя дураком, он помахал ей рукой. Она даже не шевельнулась. Он опять помахал ей, чувствуя себя уже полнейшим идиотом. Потом выключил передатчик.