Искатель, 1967 № 02 - [39]

— Мы это знаем, — сказал он многозначительно, придя в себя, и повесил пиджак в ногах, так было лучше: здесь пиджачок не мялся и не мешал.

— Вы юрист? — спросил тот мужчина, который был в костюме и переливался всевозможными цветами, как голубь сизарь.

— Не. Из смежной профессии, — сказал Семен, закинув руки за голову.

Попутчики решили, что он из милиции. Вообще-то они были прескучнейший народ.

Он послушал, что они там говорят внизу про политику, и заснул. Проснулся он ночью внезапно оттого, что приснилось что-то кошмарное, вогнавшее в холодный пот. Будто из детства, но что именно, Семен не мог себе сказать. Однако следовало разобраться в этом, чтобы не пустить это в мысли и спокойно заснуть. Потому что он читал в одной книжке про сны, где говорилось, что во сне появляется только то, о чем мы думаем. Чтобы больше не думать об этом, он решил узнать, что это такое, и начал перебирать в памяти все, что оставалось из детства. Стараясь ничего не пропустить, он вспомнил себя самым маленьким, когда еще с ним был отец. Отец любил приговаривать: «Легче взять, чем сделать», — потом он куда-то исчез, а за ним умерла мать, и он остался с теткой.

Потом он припомнил себя постарше. Это было в войну. В тот день хотелось есть особенно, а по улице шел мальчишка с буханкой. А он, Семен, стоял, смотрел на буханку и глотал слюну. Рядом, у подъезда, на скамье сидел урка Косой, он улыбнулся, сверкнув фиксой, и сказал ласково:

— А ты у него отними! Хлебец!

— Что ты? Это же по карточке, — ответил он, дурень, тогда, при всем почтении к Косому.

— Это так кажется, — мягко сказал Косой. — Только надо себя в первый раз пересилить. И тогда ты увидишь, как это просто и легко. Ну же!

Он смотрел ободряюще, и уж очень не хотелось осрамиться в его глазах, чтобы потом смеялся сам Косой и все пацаны, и Семен подошел к мальчишке.

Мальчишка плакал, вцепившись в буханку, и поэтому приходилось оглядываться за поддержкой на Косого. А урка смеялся и подбадривал, покрикивая: «А ну-ка, смелей!»

Потом он вернулся к урке с истерзанной буханкой, и Косой спросил:

— Ну, правда же, это легко и просто?

И хотя в душе еще что-то скребло, он кивнул Косому. Они разломили буханку пополам и тут же с аппетитом съели. А потом, когда он другой раз что-то отнимал у девчонки, ему и вправду показалось это простым и легким делом. Девчонку он даже пнул в живот, чтобы она не очень-то орала…

Устав вспоминать, Семен заснул опять и теперь уже крепко, а когда проснулся, его спутники стучали костяшками домино.

Семен сунул руку в карман пиджака, потрогал карты, но предлагать буру этим чистоплюям не было смысла. Тогда Семен ушел в ресторан и просидел там до закрытия. За столом к нему привязался один демобилизованный, и они очень душевно выпили. Еще никогда Семен не сидел в ресторане так культурно. Даже, поднимая граненый стакан, оттопыривал мизинец. Официанток они уже называли по имени и по-светски шутили с ними. А те говорили «да ну вас», делали вид, будто сердятся на такое обращение, но, судя по всему, им было приятно. А в конце Семен с новым приятелем попытались спеть «Подмосковные вечера», но из кухни прибежал директор и замахал руками.

— Что вы, ребята? Боже упаси, — сказал он. — Вы, наверное, с Севера, и я вас понимаю прекрасно. Но в соседнем вагоне сам начальник дороги, и боже упаси.

По вагону Семен шел играючи — трогая плечами стены, стараясь раздвинуть вагон. Ему было тесновато. Но, добравшись до полки, он заснул и проспал до прибытия в Краснодар.

Проводница с трудом его растолкала.

Семен выбрался на чужой, незнакомый перрон и до рассвета торчал на вокзале, сонный и неумытый. Он хотел доспать, усевшись на скамейке, но его гоняли с места на место.

Где-то после семи утра в станционной жизни один за другим забили ключи, дремавшие ночью, и она приняла свой обычный суматошный вид с толкотней и очередями, с глухим банным гулом под высоченным потолком. Семен подзакусил в открывшемся буфете бутербродами с колбасой и сыром, запил все это яблочным соком и затем, потолкавшись у кассы, взял два билета на Москву. На поезд, который уходил сегодня же вечером.

Потом Семен поехал на окраину, которая называлась Дубинкой, и долго искал нужную улицу, потому что их здесь было три с этим названием. И на каждой дома все на одно лицо — одноэтажные, белые, торчат себе за заборами.

Наконец он отыскал нужный дом. Семен миновал его, даже не убавив шаг, как и посоветовал старик.

— Не суйся сразу в нору к этому хищнику. Не горячись. Угодишь в капкан — поминай как звали, — говорил Сергей Сергеич.

Семен дошел до угла и прислонился к столбу. Потом присел под забор, на пыльную траву, закурил, изображая уморившегося человека. А сам исподтишка наблюдал за улицей.

Это была почти деревенская улица без мостовой, изборожденная рытвинами. Семен намеренно выбрал такое время, когда народ разошелся на работу, и теперь за улицей было легче следить. За теми, кто по ней проходит. Пока это были женщины с кошелками, да и те появлялись изредка. Потом поисчезали и они. И если сбросить со счета прогуливающихся кур, можно было считать, что на улице ни единой живой души.