Искатель, 1964 № 06 - [59]

Спал он крепко, без снов, без тревоги даже. Отдыхал.

* * *

Звук мотоциклетного мотора Мазур услышал, когда машина была, наверное, еще в полукилометре от села.

«Сутки прошли спокойно, — Мазур попробовал унять волнение. — Может, это просто так… Мало ли дел?»

Сквозь щелки меж поленьев Мазур мог видеть почти весь двор перед ветхой избой. Если она еще все-таки стояла, то только потому, что Войцек ни минуты не сидел без дела: чинил, тесал, перелатывал заплаты на своем доме.

И теперь Войцек что-то мастерил у крыльца. Он тоже услышал шум мотора, но обратил на него внимание гораздо позже и, почуяв недоброе, подошел к изгороди, стал смотреть на дорогу. Он стоял шагах в десяти от Мазура, и тот спросил его:

— Немцы?

— Двое. На мотоцикле.

— Прямо сюда едут? — спросил Мазур, чтобы понять, выдал его уже кто-то или фашисты наобум объезжают окрестные деревни, вылавливая беглецов.

— У дома старосты остановились.

— Пан Войцек, а вы со старостой про петуха говорили?

— Он сам еще вчера все дворы обошел. Расспрашивал, не приходили к кому ночью сбежавшие бандиты.

— Что же вы мне-то не сказали об этом?

— Куда бы пан пошел…

— Эти-то с собаками приехали?

— Не видно.

От дома старосты послышался лай. Но, взвизгнув, пес, видимо, от пинка замолк.

— А может… — Войцек помолчал, — Может, немцы к старосте выпить заглянули. Бывало. Коли так, то пойдет сейчас пан староста по дворам закуску собирать. Грабить, пся крев!

По столь продолжительной речи Мазур понял, что Войцек волнуется.

— Ничего, пан Войцек, может быть, все обойдется.

— Что?

— Мимо, мимо беда пройдет.

— А, вшистско едно…

Постояв еще немного, Войцек махнул рукой и пошел к дому, бросив через плечо:

— Все трое теперь по дворам пошли. Ищут. Тихо лежите, пан.

Мазур постарался устроиться в закутке поудобнее.

«Ничего, пронесет! — думал он. — Вот если бы с собаками, то дело швах. Должно пронести. Должно же мне повезти до конца — выбраться. Уж тогда, гады… Только бы до оружия добраться!»

Слышалось тихое тюкание и позванивание топора. Войцек сидел на колоде, тесал какую-то чурку. Сиротливо бродила по двору курица.

В деревне стояла такая тишина, будто селение вымерло.

Приложив ухо к земле, Мазур пытался услышать звуки приближающихся шагов.

И шаги раздались. Две пары ног ступали по-солдатски тяжело и четко, а третья семенила.

— Ослеп! — выкрикнул резкий голос. — Ты что, собака, не видишь, что к тебе идут господа офицеры?

Сквозь узкие щелки между поленьями Мазур разглядел, как Войцек поднялся, стащил с головы шапку, низко поклонился. Потом Мазур увидел, как во двор вошли ефрейтор и солдат, которых староста подобострастно назвал офицерами.

— Ты тоже никого не прячешь? — спросил ефрейтор у Войцека по-немецки. — Ты тоже никого не видел?

— Не разумею, пан офицер.

Завязался длинный разговор через старосту-переводчика, который знал немецкий плохо и компенсировал свое незнание криком, оскорблениями и руганью Войцека. Тем временем ефрейтор и солдат медленно ходили по двору, заглянули в сарай, рядом с поленницей.

Мазур всем телом слышал их шаги. Он затаился и перестал дышать.

— Разгреби сено в углу, — приказал ефрейтор.

Войцек принялся разгребать сено. Мазур слышал, как шуршит сухая трава и даже дыхание Войцека.

— Ленивая свинья, — сказал ефрейтор и приказал солдату посмотреть, есть ли кто в сене.

Они копошились в каких-нибудь двух метрах от Мазура. А он, до боли стиснув зубы, весь собравшись, как для прыжка, сжимал старый кухонный нож, свое единственное оружие.

Затем фашисты, староста и Войцек вышли из сарая и подошли к поленнице. Мазур видел у себя перед глазами широкие раструбы солдатских сапог. Ефрейтор внимательно осмотрел поленницу, потыкал ее носком сапога. Дрова были сложены хорошо, плотно. Видимо, на влажной от дождя земле не оставалось ничьих следов.

Войцек передавал Мазуру еду через лаз в заборе, и вообще в тоне разговора, в ленце, с которой гитлеровцы осматривали двор и сарай, чувствовалось, что они делают обыск скорее по инерции, нежели со старанием и охотой.

Наконец они отошли от поленницы.

— Сходи на чердак, — приказал ефрейтор солдату.

Тот ушел, а ефрейтор осмотрелся, где бы присесть.

— Стул пану офицеру! — крикнул староста жене Войцека. — Живо! Поворачивайся! Старая кляча!

Ядвига, которая стояла у крыльца, сунув руки в карман передника, прошла в дом, вынесла табуретку. Ефрейтор сел, закурил. Он чувствовал себя сейчас по крайней мере обер-лейтенантом.

Почтительно застыв, староста находился около величественного ефрейтора.

— Обратите внимание, пан офицер, курочка — вдова.

— Вас?

— Петушка лисичка скушала. Третьего дня.

Ефрейтор добродушно улыбнулся:

— Ах, зо!

— А вдовушки, пан офицер, они особенно вкусны!

Ефрейтор захохотал. Потом ткнул пальцем в сторону курицы и чиркнул себе по шее, давая понять: он согласен на угощение.

«Ох, и гады!» — подумал Мазур.

Войцек был рядом с женой и, заметив жест ефрейтора, махнул рукой, пробурчав:

— Вшистско едно.

— Пан офицер! — вскричала Ядвига. — Пожалейте! Пан офицер!

И, выхватив из кармана передника кусок тряпки, прижала к глазам.

— Последняя! Пан офицер!

Она кричала еще что-то, но Мазур не слышал. Ему показалось, будто гром грянул среди ясного неба. В руках у Ядвиги был кусок от каторжной куртки, полосатой каторжной куртки! Видно, она по простоте душевной, сжигая одежду беглецов, не утерпела и оторвала клок, мол, в хозяйстве пригодится.