Искатель, 1964 № 04 - [40]

— Глядите, — требует Абст, — глядите внимательней. И — представьте себя рядом. Вы в одной с ним комнате, понимаете? Вы плохо обслужили его, зазевались, проявили небрежность… Ночь. Вы спокойно спите, рядом лежат двадцать четыре таких, как этот. В вашей сумке препарат, который вы забыли скормить им. И вот они пробуждаются…

Человек поднял голову, поднес ко лбу руки, закрыл ими лицо. Сидя на полу, он раскачивается. Все сильнее, сильнее. Из-под прижатых ко рту ладоней вырвался стон. Стон громче. Это уже не стон — раскачиваясь, человек исторгает протяжный вой.

Еще мгновенье, и он на ногах.

Карцов видит его лицо. Минуту назад оно было неподвижно. Теперь на нем ярость. Безумец озирается. Вот он увидел дверь, выставил руки, шагнул вперед, пригнулся. В горле у него клокочет.

Поймав его взгляд, Карцов пятится. В следующий миг тяжелая дверь содрогается от навалившегося на нее тела. В дверь колотят. Каменное подземелье оглашается воплями.

Абст улыбается: эксперимент произвел впечатление. Можно не сомневаться — уж теперь-то новый врач будет аккуратен и бдителен.

Они идут по коридору. Крики погибающего звучат глуше. Вскоре лишь отдаленный, неясный гул сопровождает их по извилинам сырого скального подземелья.

— Вам жаль его? — спрашивает Абст. Он вздыхает. — Ничего не поделаешь, несчастный был обречен. Месяцем раньше, месяцем позже, но итог был бы один.

Карцов не отвечает. Скорее бы остаться одному, отдышаться, привести в порядок мысли!..

У развилки туннеля он замедляет шаг.

— Я бы хотел заглянуть к Ришар, шеф.

— Кстати, о ней. Итак, ваш диагноз — истерический паралич. Однако известно, истерические параличи излечиваются сравнительно быстро. А у нее до сих пор улучшения не наступило…

— Ришар — впечатлительная, нервная особа. Она внушила себе, что никогда не поправится. Я обязательно вылечу ее, но на это требуется время.

Абст приводит Карцова в свое рабочее помещение. Разговор продолжается там.

— Время, время! — восклицает Абст, усаживаясь за стол. — Его-то как раз и нет у нас с вами, дорогой Рейнхельт… Я бы и сам лечил ее, но не могу: занят. Очень занят, коллега. А впереди много серьезных дел.

Абст видит, что собеседнику не по себе, и по-своему истолковывает его состояние: новый врач напуган, ошеломлен. Что ж, очень хорошо!

— Так вот, Рейнхельт, вы должны знать: скоро сюда доставят новую партию умалишенных. Их необходимо быстро подготовить к работе. Это будет поручено вам. К тому времени Ришар должна быть на ногах. Постарайтесь!

Карцов хочет спросить: «А как же с моим отъездом?» Но благоразумно воздерживается.

— Ну, а каковы ваши взаимоотношения? — задает новый вопрос Абст. — Вы ей понравились?

— Не знаю, шеф. Кажется, не очень. Она молчит или плачет…

— Вам задавались вопросы?

— Только относящиеся к лечению. И еще: время от времени у меня просят сигарету.

— Ришар получает норму.

— Вероятно, надо увеличить норму. И еще просьба, шеф. Мне запрещено разговаривать с ней — я имею в виду беседы на отвлеченные темы. Это создает дополнительные трудности в лечении. Нельзя недооценивать психотерапию. Вы прекрасно знаете — для больного беседы столь же важны, как гимнастика, массажи или витамины…

— Ладно, Рейнхельт, разговаривайте с ней. Но подчеркиваю: только на отвлеченные темы, как вы сейчас выразились. Болтайте о музыке, о кино или книгах. Ни слова о политике, о положении в стране или о том, что творится в мире. И тем более о нашей работе здесь.

От рабочего помещения Абста до комнатки Ришар полсотни шагов. Карцов медленно движется по коридору. Он все еще не оправился от потрясения, вызванного «экспериментом». Он наслышан о том, что творят гитлеровцы на оккупированной земле. Через линию фронта просачиваются сведения о злодеяниях захватчиков на Украине, в Прибалтике, Белоруссии. Беглые пленные рассказывали о городе смерти на западе Польши, в котором расстреливают и травят газами сотни тысяч людей… А недавно прошел слух: в Бресте немецкие химики создали завод, где варят мыло из человечьего жира. Когда об этом стало известно на корабле Карцова, кто-то из моряков усомнился: слишком невероятно.

У Карцова сами собой сжимаются кулаки. Уж теперь-то он знает, на что способны фашисты!..

До комнаты Марты Ришар — десяток шагов. Карцов останавливается, закуривает сигарету. Кто она, эта странная девушка? Фашистка вроде Абста, его преданная помощница? Кажется, в этом трудно сомневаться — Ришар делала то, что теперь поручили Карцову. Но он помнит: она вела киносъемку пловца возле лагуны, затем плакала и швыряла в воду брикеты и в заключение запрятала в скале свою камеру… Несколько дней назад, находясь на площадке, он заглянул в тайник — камера все еще там!

Он сопоставляет это с другими известными ему обстоятельствами — с просьбами Ришар отпустить ее в Германию, истерическим припадком девушки и попыткой отравиться, когда Абст ответил отказом.

Тайная съемка пловца (плюс съемка торпед и другого секретного оружия, которую она могла производить раньше) и настойчивое стремление Ришар уехать отсюда — нет ли связи между этими фактами? Такое предположение напрашивается. А вдруг она собиралась показывать отснятую пленку кому-нибудь в Германии? Но кому? Уж, во всяком случае, не хозяевам Абста, которые обо всем творящемся здесь, конечно, осведомлены. Кому же тогда? Быть может, представителям оппозиции гитлеровскому режиму? Стоп!.. Карцов вздрогнул от пришедшей на ум догадки. Что, если Ришар — разведчица? Для такого предположения есть все основания. Но на кого она работает — на американцев или англичан? Может быть, она русская?.. Подумать только, в этом адовом подземелье у него может найтись союзница!