Искатель, 1963 № 06 - [38]

А эти русские парни в силу воспитания, пусть не жизненного опыта, эти парни, которым стукнуло едва по двадцати пяти, были в известном смысле мудрее, чем социалист Гомес. Русские парни были коммунистами по воспитанию, по идеям, впитанным с молоком матери и укрепленным всей их жизнью и существованием их Родины. Это отцам и старшим братьям Ивана и Сергея надо было еще разбираться в том, чья «правда» есть правда. Кадетов ли, эсеров, анархистов, троцкистов и прочих? Или коммунизм — тот единственный правильный путь, по которому следует идти, чтобы добиться справедливости и счастья?

Самый старший из русских, Макар Фомич Седлецкий, участвовал в гражданской войне. Единственную и возможную правду он добывал своими руками. Сам Петр Тарасович пусть детским, но цепким и верным умом, всем виденным во время скитаний по Украине в годы гражданской войны убеждался в этой правде, а потом, уже в зрелом возрасте, понял всю ее глубину. Для Ивана Савина и Сергея Енютина коммунистическая идеология была воздухом, которым они дышали с юности.

Командующий бригадой социалист Гомес относился к коммунистам так же терпимо, как и Негрин — премьер-министр нового, сформированного в мае тридцать седьмого года правительства. Предшествующее ему правительство другого социалиста, Кабальеро, слишком боялось коммунистов. Эта боязнь была ничем не оправдана. Коммунисты не рвались к власти, в чем их обвиняли. Они стремились к одному — сохранению единства народного фронта.

Республиканец Хезус, пожалуй, просто не задумывался о своей партийной принадлежности, пока не достигнута победа. Он относился к русским как к товарищам по оружию, храбрым и честным в бою.

Педро понимал, что самое сложное и щекотливое положение у Антонио. Антонио приходилось объяснять, с одной стороны, политику Компартии Испании и критиковать социалистов, анархистов, республиканцев, а в то же время постоянно заботиться о единстве действий этих партий в борьбе против фашизма, ибо только в единстве всех сил, всего народа, вступившего на защиту республики, могла быть одержана победа.

Советник комбрига Макар Фомич Седлецкий, видимо, думал о том же. Перегнувшись через ручку кресла, проговорил негромко по-русски:

— Мальчикам трудновато понять этот театр.

— А что случилось? Почему Гомес решил играть в заговорщиков?

— Ты помнишь его шофера? Он вез тебя, когда ты возвращался из госпиталя.

— Этакий всезнающий?

— Вот-вот. Всезнающий. Он оказался масоном. Ну и стал работать на франкистскую разведку по заданию своей тайной организации. Завалился. Его расстреляли. По-моему, слишком быстро. Наверное, постарались сделать это поскорее. Нитки хотели оборвать.

— Ясно. Хотя и не все понятно.

— Сказанного достаточно.

— И то верно, — усмехнулся Педро.

Гомес, пристально наблюдавший за разговором, спросил:

— Есть идеи?

— Одна. И старая, — ответил Педро. — Разборный мост. Днем прятать понтоны на берегу, а ночью наводить переправу.

Гомес вздохнул:

— Да, это уже предлагали русские саперы. Конечно, выход. Но днем негде прятать понтоны. Берег пустынен. Дюны.

Педро пожал плечами, подумав, что требования, которые выдвинул Гомес, вряд ли выполнимы.

Хезус, молчавший все это время, неожиданно поднялся, отодвинул кресло и прошелся по комнате. Он постоял у окна, потом, повернувшись к тем, кто сидел за столиком, сказал:

— А если его не разбирать, а подтопить? Не вытаскивать днем на берег, а топить в реке?

Макар Фомич быстро перевел сказанное Хезусом саперам. Те выслушали внимательно, задумались. Потом веснушчатый Иван как-то очень неторопливо достал из кармана куртки карандаш, блокнот, стал рисовать.

— Так? — спросил ой, придвинув блокнот к Хезусу, наблюдавшему за его работой из-за спины.

— Можно совсем не разбирать моста, — сказал Сергей.

— Весь подтопить? — переспросил Хезус, уточняя мысль.

— Да.

Гомес придвинул блокнот Ивана и сам принялся рисовать:

— Вот так!

Теперь все склонились над блокнотом. На листке был нарисован мост, идущий чуть ли не по дну Эбро.

— Не так, камарада Гомес, — осторожно заметил Иван.

— Но технически это возможно? — спросил Гомес.

— Надо прикинуть, посчитать…

— Вот и посчитайте, — сказал Гомес и добавил: — Пожалуйста.

Комбриг встал из-за столика и с торжественной церемонностью обнял Хезуса. Потом обернулся к Педро.

— А вы, советник, видимо, считали, что такие чудеса невозможны?

— Я думаю, такой мост все же будет нетрудно разглядеть с воздуха, — сказал Педро. — Говорят, что с самолета можно видеть даже подводную лодку на значительной глубине. Однако должен сказать: Хезус просто молодец!

Педрогесо, оказавшийся в центре внимания, немного растерялся и не знал, куда девать свои длинные руки. Но, услышав замечание своего консехеро, Хезус сказал:

— Ты, Педро, забыл, что в верховьях Сегре начались дожди. Теперь вода в Эбро будет мутная, как жидкий кофе. Не разглядят, не смогут разглядеть!

— Этого я просто не знал, — рассмеялся Педро. — Я этого и не мог знать!

— Да! — рассмеялся Хезус. — Откуда ты это можешь знать!

Захохотал и Гомес.

— Конечно! Ты же не испанец! Но, откровенно говоря, даже я порой забываю об этом. Уважаемые консехеро, — обратился Гомес к саперам, — вы не обидитесь, если мы без вас сядем к столу?