Искатель, 1962 № 01 - [61]

— За мной! — крикнул Эгнас и бросился вперед.

Они стояли среди разбитых и опрокинутых танков.

— Странно, — сказал Год.

— Что тебе кажется странным, Санто? — спросил Чармен.

— Странная судьба моего изобретения, Эгнас. Ведь я не думал, что оно окажется грозным военным оружием… Кстати, Гертруда, вы помните наш с вами разговор в день катастрофы на улице Святого духа?

— Помню, — отозвалась из темноты девушка.

— Вы сказали, что понимаете меня, но я пойму вас и Эгнаса позднее… Мне кажется, я вас понял… Я понял, что мы живем в такое время, когда решается судьба свободы и культуры во всем мире. И в эти исторические дни не только моя «эмасфера», но даже обыкновенные ножницы не могут оставаться нейтральным предметом домашнего обихода.

Л. Теплов ПРОКЛЯТЫЙ ПЕС

Рассказ-шутка

Рисунки А. Рогова

Огромный, светлый зал лаборатории напоминал склад или техническую выставку перед открытием. Столы и некрашеные полки были уставлены черными сундуками с массой ручек и никелированных винтов; царил тот восхитительный беспорядок, который присущ только «проблемным» лабораториям. Между приборами белели листы с надписями: «Не трогать, включено!», «Коля, ДГЦ перегорел» и даже «Люблю Верочку» — подпись, впрочем, подложная. Кое-где ютились скромные сувениры лаборантов — портрет Гагарина, засохший букетик ландышей, реклама крымских курортов.

А в тесном кабинете разговаривали Автоном Георгиевич и Макар Иванович.

— Мы уже целую неделю могли бы ставить опыты, если бы удалось создать устойчивую систему регулирования, — сказал мрачный, худой и корректный Автоном Георгиевич и добавил: — Но ее нет…

— Неустойчив регулятор! Может быть, данная система из шестисот нелинейных уравнений вообще не имеет точки устойчивости. А? — отозвался тучный, веселый и шумливый Макар Иванович.

— Я думаю, имеет, — Автоном Георгиевич пожевал губами. — Но доказать не могу, и тут-то зарыта собака…

— Половинка собаки, — Макар Иванович рассеянно снял очки. — Хвост бубликом и задние ноги. Доказать, что устойчивость существует, — еще не значит найти параметры… О! Ну, конечно, собака! Устойчивость есть, и я берусь эго доказать.

В волнении Макар Иванович погладил ладонью лысину, надел очки и снял опять. Автоном Георгиевич выжидал.

— Я видел эту схему, — уверенно заявил Макар Иванович. — В лаборатории академика Барнеса. Это была схема цепей нервного регулирования в спинномозговом канале собаки. Совпадает до деталей.

— По какому же критерию она устойчива? По Найквисту?

— По собачьему, — озлился Макар Иванович. — Вы видели, чтобы у здоровой собаки дрожали лапы? Какие еще нужны критерии!

— Да, это верно, — Автоном Георгиевич прикрыл глаза. — И, я думаю, тут можно пойти дальше. Если природа подобрала собаке устойчивые параметры, их можно замерить и построить электронную модель. Вы что-то хотите добавить?

— Я? Нет! — смутился Макар Иванович и снова надел очки.

— Макар Иванович!

— Что?

— Вы струсили, уважаемый… Вы хотите сказать, что можно… да-да, можно и не ждать, пока будет построена модель. А начать опыты раньше. Вынуть готовый регулятор из первого же пса…

Но Макар Иванович уже снял телефонную трубку.

— Верочка? Составьте бумагу на имя академика Барнеса. Пусть командирует хирурга, двух физиологов, а также необходимое оборудование. И десяток собак. Срочно. В связи с постановкой важнейшего эксперимента.

И добавил весело:

— Если не выйдет, всех собак будут вешать на нас!

Пса неизвестной породы звали Султаном.

Под этой кличкой он, числился в ведомостях академической псарни, но отзывался и на любое другое имя, если его произносили ласково или, наоборот, достаточно сурово. Это было беспринципное, неряшливое и жадное существо, Жизнь его долго протекала у скудных помоек под улюлюканье мальчишек. Только к двум годам он достиг — и то благодаря счастливому стечению обстоятельств — чистой клетки, трехразового питания и веселого общества, которое, правда, постоянно менялось. Одних собак уводили навсегда, другие — голодные, грязные — появлялись и постепенно приобретали вид и характер, подходящие к обществу собак науки.

Через день Султана запирали на два часа в светлой камере, где в самые неожиданные моменты вспыхивали лампы, трещали звонки и шевелились разные палки. Султан с охотой ввязывался в игру и старался догадаться, чего от него хотят. Он долго тыкался в разные углы, прыгал и толкал носом кормушку, пока не выяснялось, что надо нажимать на доску или лаять, чтобы выполнить очередную прихоть экспериментаторов. Тогда дно кормушки поворачивалось с восхитительным скрипом, и перед Султаном появлялись мягкие суповые кости с лохмами мяса…

Но скоро прежняя работа кончилась: его усадили в клетку и три дня везли в автобусе. По приезде незнакомые люди в белых халатах связали Султану лапы, ловко уложили на холодный стол и начали надевать тесную, неудобную маску. Султан никак не мог догадаться, что за этим последует и когда, наконец, ему дадут поесть. Чувствовал он себя неважно. Внезапно распахнулась дверь и в комнату влетел толстый человек в обычном пиджаке. Лицо его было измученным.

— Отставить! — крикнул он. — Хватит губить собак. К черту всю вашу препарацию! Отдельно от собаки нервные стволы не работают.