Искатель, 1961 № 06 - [19]

В столице и в Нью-Генксе должны были присутствовать две свидетельские комиссии из представителей научных кругов и Прессы. Кроме того, пригласили представителей церкви и городских властей обоих городов.

Наутро весь квартал, где находилась лаборатория, увесили флагами и оцепили специальными отрядами полиции. В воздухе кружили вертолеты с телепередатчиками и детективами.

В главном операционном зале мигали многочисленные разноцветные сигнальные лампочки. Шли непрерывные репетиции предстоящего сенсационного опыта.

Мы с Джонни чертовски устали за эти дни, и о нас на время забыли, как забывают о тех слугах, которые сервировали стол для торжественного банкета.

Вообще вся слава должна была достаться директору-президенту и профессору Гелоу.

Ровно в пять к зданию лаборатории подкатил блестящий трехсотсильный лимузин директора, окруженный эскортом мотоциклистов.

Мистер Скоундрэл был облачен в безукоризненный смокинг, и его лакированный ботинок прямо из автомобиля ступил на бархатную дорожку, проложенную к подъезду. Мистер Скоундрэл проследовал сквозь живой коридор людей вплоть до великолепного кресла, установленного под поднятым прозрачным колпаком отправной установки.

Я все это видел собственными глазами, сопровождая директора-президента как техник-оператор.

— Скажите им что-нибудь, мистер Скоундрэл! — обратился наш профессор к патрону, показывая жестом руки в сторону представителей прессы.

— Джентльмены! — Директор приподнял свой цилиндр. — Вы присутствуете при величайшем событии нашего века. Я намерен показать вам и своим избирателям, что для современной науки не существует преград в пространстве и времени. То, что вы увидите сейчас, по праву может быть названо чудом. Возьмите же хронометры и засвидетельствуйте человечеству то, что увидят ваши глаза. Я кончил!

Это был последний, исполненный мужественного достоинства монолог нашего директора.

Он быстро взошел на площадку и сел в кресло, положив ногу на ногу. Прозрачный колпак опустился, и тотчас же загорелась изумрудным светом сигнальная лампа: «Приготовиться!»

Установку включил сам профессор Гелоу, а мы с Джонни только следили за работой приборов, регулируя напряжение в отдельных узлах.

Мистер Скоундрэл был виден как на ладони, и на него мгновенно были направлены десятки фото- и телеобъективов. Он же сидел совершенно неподвижно, с чуть надменной усмешкой на тонких губах.

Но вот вспыхнула рубиновая лампа, и тотчас же щелкнули секундомеры.

Одна-две секунды, и мистер Скоундрэл бесследно растаял в пространстве.

И вдруг раздался оглушительный, как пушечный выстрел, грохот, ослепительно вспыхнули и погасли сигнальные лампы. Через мгновение включилась аварийная станция. Мы бросились к приборам. Короткий осмотр выяснил, что сгорели все предохранители, а вместе с ними и головной трансформатор. Виновником оказался грозовой разряд, который словно намеренно попал в цель. Ликвидация аварии потребовала не больше двадцати минут.

Собственно, скандал уже начался, но все узнали о нем немного позже.

Я забыл вам сказать, что оба конечных пункта, головной и хвостовой, вели непрерывные переговоры по селектору, и спустя минуту после грозового разряда в рупоре микрофона раздался голос главного оператора из Нью-Генкса:

— Хэлло! Какого черта вы медлите с «начинкой»? Под колпаком только «обертка», то бишь я хотел сказать — костюм и детали туалета!

Сначала никто ничего не понял, и все с недоумением Повернулись к рупору.

— Говорит Нью-Генкс! Что случилось, джентльмены? До сих пор не появилась телесная часть господина директора!..

Мне было жаль старого профессора — он стоял бледный и беспомощно глядел на приборный щит.

Шло время, была проверена вся цепь, но ничто не помогло — плоть мистера Скоундрэла рассеялась где-то в пространстве, оставив в хвостовой камере только предметы его изысканного туалета. При этом все вещи занимали такое пространственное положение, что казались надетыми на человеческое тело — их удерживали на месте невидимые магнитные силы.

Картинка: прозрачный колпак, под которым на удобном стуле сидят смокинг и брюки; сверху над пустым воротом рубашки реет цилиндр, а под ним, чуть ниже, монокль и, наконец, еще ниже — две пластмассовые челюсти.

Да, мистер Скоундрэл здорово увлекался политикой, и она-то его сгубила!

Конечно, эту скверную историю использовал его конкурент из оппозиционной партии: он сразу же захватил инициативу, утверждая, что вся выставка готового платья, представленная в хвостовой камере, не больше, чем предвыборный жульнический фокус и что директор затеял его с целью привлечь к нему внимание, а затем смылся и увез в Европу все дивиденды фирмы…

Газеты подхватили и стали раздувать эту историю, усматривая в ней таинственную интригу некоей заокеанской иностранной державы. Но все это меркнет перед сценой, которая разыгралась в нашей лаборатории на другой день.

Я и Джонни возились около проклятой установки, пытаясь что-то наладить, хотя нам было ясно, что ни черта не выйдет. Профессор, грустно опустив голову, слушал вице-президента мистера Бенде, который отчитывал его, как мальчишку.

Вдруг распахнулась дверь, и в зал ворвалась разъяренная дама. Признаться, мы изрядно струхнули: такое было у нее лицо…