Искалеченная - [43]

Он не думает о том, что еда, которую я готовлю на «его газе», предназначена для его же детей. Я предпринимаю стратегическое отступление. Я привезла из Африки маленькую печку. Но мне нужно купить древесного угля, чтобы делать гриль.

Однажды вечером мне пришлось ночевать под лестницей подъезда в нашем доме, с лицом, измазанным кровью – так он меня колотил. Я сразу же пошла в комиссариат с моей драгоценной бумагой о разрешении на отказ от супружеских обязанностей.

Полицейский сказал мне:

– Бас же не резали. Какая срочность? Приходите завтра.

Ни слова сочувствия. Я была настолько возмущена и обижена, что больше не пошла в комиссариат. Захлопнув за собой его дверь, я подумала: «Все мужчины одинаковы! Не стоит жаловаться из-за выбитого глаза! Какие пустяки! И насилие может продолжаться. Никому нет до этого дела».

Полночь. Я плакала оттого, что мне пришлось оставить детей в квартире с ним и его женой. Другого выхода не было: когда я начала истекать кровью, взяла сумку, пальто и сказала детям:

– Ложитесь спать и не выходите из комнаты.

Я надеялась, что полиция сделает хоть что-нибудь, увидев мое лицо, что мне найдут жилье, где я могла бы укрыться с детьми. Но, получив в полиции отказ, я боялась возвращаться одной.

Я просидела под лестницей до половины шестого утра и пошла в метро, чтобы согреться. Доехав до конечной станции, пересела на поезд в обратном направлении. Так я ездила по линии «Эглиз-де-Пантэн – Пляс д'Итали» два или три раза. Я ждала половины восьмого, чтобы вернуться домой: в это время муж уходил на работу.

В метро я не могла прийти в себя. Во мне кипели злость, гнев и бессилие. Как мне выйти из этой ситуации? Как жить по-другому? Я не видела выхода, Ни работы, ни зарплаты, ни жилья. Адский водоворот.

Вернувшись, я разбудила детей, накормила и отправила в школу. И весь день, как и в другие дни, искала работу и квартиру. Это стало наваждением. И я бегаю повсюду. И поскольку у меня нет денег, чтобы платить адвокату и продолжать процедуру развода, я прошу юридической помощи.

Но срочность моей ситуации не волнует префектуру. Ждать ответа нужно, как минимум, шесть месяцев. Что ж, есть дела поважнее: работа и квартира.

Я больше не хочу впадать в депрессию, такого понятия не существует в Африке. Во Франции я видела много женщин, постепенно увязающих в депрессии и не имеющих сил выйти из нее. Я видела африканских женщин на грани нервного истощения, которых принимали за сумасшедших. Я не хочу быть напичканной таблетками и опустошенной. Я была такой после смерти дочери в период траура. Никогда не забуду ужас потери, но и тогда я преодолела себя.

Я хочу бороться, чтобы выйти с моими четырьмя детьми из трудного положения. Или вернусь на родину, в мою семью. Я обещала себе больше никогда не быть жертвой, подчиненной и пассивной. Б Сенегале говорят: «Возделывай свое поле сам; если ты останешься в постели, милосердный Бог не сделает это за тебя».

Квартира слез

Я не перестаю бегать от одной ассоциации взаимопомощи к другой и даже создала собственную в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Я даю уроки грамоты, веду курсы шитья. Я нуждаюсь в этом, потому что, помогая другим, помогаю себе. Если перестану бороться – все станет невыносимым для меня. Это мой способ «возделывать мое поле».

Единственный стабильный элемент в моем существовании – дети. Они целый день в школе, в полдень едят в столовой, за что плачу только я одна. Преподаватели и наставники знают о моей ситуации, но никак не реагируют. А соседи но кварталу стали непосредственными свидетелями моих трудностей: драки с бывшим мужем происходят каждые два-три дня, и я не могу их избежать. Он должен уступить. Однажды, когда насилие стало невыносимым, я оказалась в отеле с детьми. У меня опухшее лицо, он бьет меня регулярно, и так же регулярно я сопротивляюсь. У меня есть свобода, я жива. Я хочу окончательной победы. Пусть он остается отцом моих детей, но оставит мысль быть моим «мужем». Пусть вырвет из своего сознания идею, что развод существует только для белых.

Я использую все средства, что есть в моем распоряжении, чтобы держать удар. Добиваюсь помощи в мэрии и подаю прошение о предоставлении жилья. К нам дважды приходили из полиции, настолько соседям надоело все, что у нас происходило. Особенно моей французской маме, которая регулярно отправляла мне на помощь своего мужа, чтобы попытаться утихомирить моего. Они сказали ему однажды:

– Мы не хотим с тобой разговаривать. И вечером вызвали полицию. Мне предложили подать жалобу в суд, но я отказалась из-за детей. Я осталась в своей комнате, он пошел в свою. Я хотела сменить замок, но у меня не было на это средств. Моих денег хватало только на содержание и питание детей. Я старалась, чтобы они ели в школе в шесть часов, потому как возвращались к восьми. Чтобы готовить быстрее, я покупала готовые блюда – курицу-гриль, салат. Я ложилась со спицей для вязания под подушкой – смехотворная защита, однако же, если он придет ночью, я буду защищаться. Спица согнулась бы, вероятно… Но все же это успокаивало меня. Рядом с постелью всегда была моя дамская сумочка, поскольку муж хотел уничтожить документы. Но, несмотря на всю мою предосторожность, однажды вечером ему повезло. Он пришел спать в мою комнату, злой, агрессивный. Я сказала «нет» в очередной раз. Он схватил сумочку и взял мою карту пребывания. На следующий день я пошла к моему дяде. Мне было стыдно, очень стыдно надоедать людям и постоянно просить помощи.