Клементьев увеличился в размерах, костюм на нем лопнул, в прорехи стала видна чешуйчатая зеленоватая кожа, хотя лицо еще оставалось наполовину человеческим.
– Верни Врата, старик! Ты тоже смертен!
Евстигней нахмурился, посмотрел на Илью.
– Уходите!
Пашин очнулся, махнул Антону.
– Помоги.
– Серафим…
– Он в ступоре, потом догонит.
Они подняли еще больше потяжелевшую плиту и, преодолевая сопротивление ставшего вязким и густым воздуха, потащили в лес. Уронили. Снова подняли. Женщины подбежали к ним, стали помогать, похожая на похоронную, процессия исчезла за деревьями. В ложбине остались стоять друг против друга эмиссар Морока и Евстигней, окруженные живыми манекенами бойцов спецназа.
– Я… тебя… уничтожу! – прохрипел Клементьев уже почти нечленораздельно.
– Попробуй, – усмехнулся волхв. – А я тебя, может быть, и помилую. Я здесь хозяин, а ты пришлый, я был до и буду после, а о тебе забудут уже завтра. Что мне смерть? Переход. А для тебя она – смерть! Чем ты меня испугать собрался, нелюдь? За моей спиной – вся Русь! Неужели не чувствуешь? А за тобой что? Навь?
– Они… не успеют… уничтожить… Врата…
– Ошибаешься, фарварши. – Евстигней рассмеялся, щедро тратя свою немалую, но не бесконечную Силу. – Они – успеют!
Он поднял голову, и волосы его в лучах солнца стали золотыми.
