Исход - [210]

Религиозные фанатики отказывались от борьбы, а маккавеи сотрудничали с Хаганой, лишь когда это их устраивало. Остальное время они воевали по-своему. Горной бригаде Пальмаха приходилось вести непрерывные бои в горах Иудеи. Пальмахники выбивались из сил, но тоже не всегда согласовывали свои действия с приказами Хаганы. Все это создавало неразбериху, в которой от командира Хаганы мало что зависело.

Великолепный Иерусалим превратился в кровавое поле битвы. Египтяне атаковывали город с юга, обстреливали его из орудий и бомбили с воздуха. Арабский легион окопался за священной крепостной стеной Старого города. Потери евреев исчислялись тысячами. Отвага и смекалка снова стали главным в обороне. Опять пришла на помощь давидка. Ее тайно перевозили с места на место, чтобы арабы подумали, будто у евреев много орудий.

За пределами города дела обстояли не лучше. Когда Арабский легион занял Латрун, его командование обещало, что насосная станция будет работать по-прежнему и гражданское население будет обеспечено питьевой водой. Однако арабы взорвали станцию, и в Иерусалиме уже ощущалась нехватка воды. Было известно, что где-то под городом есть подземные водохранилища, которым две, а то и три тысячи лет. Евреи нашли эти резервуары, в которых каким-то чудом сохранилась вода. Пока спешно прокладывали временный водопровод, эти цистерны спасли горожанам жизнь.

Так шел месяц за месяцем. А Иерусалим по-прежнему не сдавался. Бои велись за каждый дом. Мужчины, женщины и дети сражались с таким презрением к смерти, что казалось, их никогда не удастся сокрушить.

При одной мысли об Иерусалиме у Давида Бен Ами сердце обливалось кровью. Он открыл глаза.

— Почему ты не спишь? — спросил он Иордану.

— Высплюсь, когда ты уйдешь.

Он поцеловал ее и сказал, что любит ее.

— О, Давид… мой Давид!

Попросить бы его отказаться от этого смертельного задания, зарыдать бы, сказать, что если с ним что-нибудь случится, то ей незачем будет жить… Но она держалась. Один из шести его братьев погиб в кибуце Нирим, в бою с египтянами, другой умирал от ран, полученных при попытке прорваться в Негбу. Третий брат — Нахум вместе с другими маккавеями сражался в Старом городе…

Давид слышал, как гулко бьется сердце Иорданы.

— Давид, любовь моя! — шептала она.

В Старом городе арабская чернь при поддержке солдат легиона уничтожала синагоги, еврейские дома подвергались разграблению.

Хагана и маккавеи, защищаясь, отступали все дальше, и наконец в их руках осталось всего два дома, один из них — знаменитая синагога Хурва. Выбить их из Старого города было для арабов делом нескольких дней.

Рассвет разбудил Иордану. Она потянулась в постели и протянула руку к Давиду. Его не было.

Она в испуге открыла глаза и увидела, что Давид стоит около нее. Он впервые надел израильскую военную форму. Иордана улыбнулась, откинулась на подушку, а он опустился на колени рядом с кроватью и принялся гладить ее огненно-рыжие волосы.

— Я целый час смотрю на тебя, — сказал он. — Ты очень хороша во сне.

— Шалом, майор Бен Ами, — прошептала она.

— Уже поздно, дорогая. Мне пора.

— Сейчас оденусь.

— А зачем тебе идти со мной? Лучше я один.

Сердце Иорданы на мгновение остановилось Она хотела схватить его за руку, но совладала с собой и лишь улыбнулась:

— Конечно, милый.

— Иордана… любовь моя!

— Шалом, Давид. Тебе пора.

Иордана отвернулась к стене. Давид поцеловал ее и вышел.

— Давид, — шептала она. — Вернись! Пожалуйста, вернись ко мне.

Авидан привез майора Бен Ами к генералу Бен Циону, начальнику генштаба. Бен Цион, человек чуть старше тридцати, был, как и Давид, уроженцем Иерусалима.

Они поздоровались. Бен Цион выразил Давиду сочувствие по поводу гибели брата.

— Авидан говорит, что вы придумали что-то интересное? — спросил майор Альтерман, адъютант Бен Циона.

— Да, — тихо ответил Давид. — С тех пор как приняли резолюцию о разделе, я ни на минуту не перестаю думать о Иерусалиме. Помните — «На реках Вавилонских»? «Если я забуду тебя, Иерусалим…»

Бен Цион кивнул. Он очень хорошо понимал Давида. Его жена, дети, родители — все остались в Иерусалиме.

Давид продолжал:

— Дорога до Латруна почти полностью в наших руках. За Латруном, в Баб-эль-Ваде Пальмах захватил большинство важнейших высот.

— Это мы знаем, и Латрун — наша главнейшая беда, — перебил его Альтерман.

— Дай человеку сказать, — сердито прикрикнул на него Бен Цион.

— Я долго думал об этом… Я знаю район Латруна как свои пять пальцев и вот уже шесть месяцев мысленно исследую эту местность дюйм за дюймом. Я совершенно уверен, что Латрун можно обойти стороной.

В комнате воцарилась гробовая тишина.

— Что вы имеете в виду? — спросил Бен Цион.

— Если на карте провести дугу вокруг Латруна от одного участка шоссе к другому, то получится расстояние в шестнадцать километров.

— На карте-то можно, но дороги там нет. Одни непроходимые холмы.

— Есть дорога, — ответил Давид.

— Давид, ты несешь чушь! — воскликнул Авидан.

— Половина этой дуги проходит на месте древней римской дороги. Ей две тысячи лет, она завалена камнями, землей и буреломом, но она существует. Кроме того, там есть болото, по которому я проведу любую колонну с закрытыми глазами.