Ищите и найдете - [77]

Доктор Герье в ответ покачал головой и слабо проговорил:

— Теперь уже поздно, минута эта прошла, и, если вы не дали мне принять яд сегодня, я завтра возобновлю свою попытку.

— Попытку чего?

— Умереть!

— Умереть для прежней жизни; я первый помогу вам в этом и буду способствовать вам, чтобы вы возродились к новой, в которой пусть не смущает вас ничто, ни даже женская прелесть, но единая страсть руководит вами, благородная страсть к добру и правде.

— Если б это было так, — вырвалось у доктора Герье, — но это невозможно, злое дело совершилось, и оно навсегда будет тяготеть надо мною!

— Не надо отчаиваться никогда и надо уметь сносить посылаемые судьбой испытания и понимать их, если дана человеку мудрость. Вам было дано тяжелое испытание, но не сказано ли было: "Ищите и найдете", не значило ли это, что за вас бодрствуют и руководят вами…

— Как, руководят? — воскликнул доктор Герье. — Значит, то, что я сделал…

— Подсыпали вместо сонного порошка яд ни в чем не повинной старухе…

— Вы знаете это? Вам известно? — с изумлением спросил доктор.

— Я вам говорю, что за вас бодрствовали и на самом деле не допустили совершиться злому делу. Порошок, который вы всыпали старухе и остаток которого только что смешали с водой, чтобы отравиться им, не был ядом и совершенно безвреден! Яд, хранившийся в вашей аптечке, был заменен безвредным порошком потихоньку от вас, еще тогда, когда старик Авакумов желал соблазнить вас деньгами, чтобы приобрести от вас отраву. Это было сделано на тот случай, если бы вы соблазнились и решились продать ему яд.

— Так, значит, Августа Карловна жива? — обрадовался доктор.

— Жива и здорова.

— А ее внезапный сон?

— Был притворный, потому что ей было указано, как она должна была поступать.

Герье мог только выговорить одно, но зато от всей души:

— Слава Богу!

LXXXIV

Силины, отец с сыном, приехали к себе в деревню после долгого пути. Они должны были задержаться в Москве, потому что весна стала ранняя, дороги испортились и реки разлились, так что не было переправы. Только в конце весны, почти к самому лету, добрались они до своего имения и очутились снова на вольном воздухе, в родной деревне.

Старик Силин ожил, принялся с усиленным рвением хозяйничать, а молодой стал тосковать по Петербургу, откуда сгоряча уехал.

Он с самого утра уходил в поле или лес и бродил без цели, часто также приказывал оседлать себе лошадь, вскакивал на нее и уезжал, пропадая на целый день.

Здесь был не Петербург, и отец не беспокоился за Александра, предоставляя ему делать, что он хочет.

Места были знакомые, свои, и Силиных знали по всей губернии.

Одно смущало старика, что не проходила задумчивость Александра, он был скучен на вид, как и в Петербурге, и ничто, казалось, не интересовало и не было мило ему.

На работы, в помощь отцу, он не хотел ездить и вообще не хотел ничем заняться.

Раз как-то Александр приехал вдруг радостный и сияющий, улыбался весь вечер и за ужином спросил вдруг отца:

— А что, батюшка, вы не думаете познакомиться с новым нашим соседом?

— С кем это? — спросил старик Силин, накладывая себе в тарелку простоквашу. — С этим, как его, Елчаниновым?

Во время их отсутствия в соседнее с ним большое имение с превосходным барским домом, принадлежащее прежде князю Верхотурову, приехал из Орловской губернии, где тоже у него было имение, новый помещик, Елчанинов, женатый на узаконенной дочери князя Верхотурова и получивший за ней в приданое все огромное состояние князя.

— Да, с ним! — радостно подтвердил Александр.

— Что ж? Я познакомиться рад! — сказал старик Силин. — Но только первый к нему не поеду; он моложе меня, а то, что он по жене богаче, так это мне все равно! У меня и своего богатства довольно. Хочет быть знакомым, так пусть пожалует ко мне.

— А вы мне позволите съездить к нему? — просительно вымолвил молодой Силин.

— Это зачем?

Александр замялся и не знал, как ответить.

— Да так… — произнес он улыбаясь. — Мне хочется!

— Что так вдруг? По-моему, и тебе ехать не след, а то подумают, что мы заискиваем.

Молодой Силин не возражал, потому что знал, что с отцом, в особенности в деревне, всякие возражения и споры были совершенно напрасны. Но на другой день он с самого утра велел оседлать себе лошадь и ускакал.

Он направился в сторону елчаниновской усадьбы, которая отстояла от их дома в сравнительно недалеком расстоянии. Подскакав к усадьбе со стороны парка, Александр задержал лошадь и стал ездить вдоль подстриженной изгороди великолепно расчищенного, богатого английского парка.

Дело было в том, что вчера, проезжая тут случайно, он заметил на дорожке парка красивую молодую женщину и рядом с нею девушку, которую сейчас же признал.

Это была та самая девушка, которая в Петербурге спасла его из подвала таинственного дома на Фонтанке.

Он не ошибся, увидев ее; это была, несомненно, она, из тысячи Александр узнал бы ее… Потому-то он так и радовался накануне, и заговорил с отцом о знакомстве с соседом.

С час времени ездил молодой Силин вдоль изгороди, всматриваясь в прилегавшие к ней дорожки парка. Вдруг он заметил, что прямо на него, с поля, едет всадник, молодцеватый и блестящий вид которого сразу дал возможность догадаться молодому Силину, что это должен быть не кто иной, как сам новый помещик Елчанинов.