Исчезнувшие близнецы - [42]
– Подобное вторжение меня совершенно не радует. Не хочу, чтобы какой-то чинуша изучал мою жизнь под лупой. Какое право имеет абсолютно незнакомый человек вторгаться в мой мир и о чем-то судить, решать, приемлемые у меня жилищные условия или нет?
– Я понимаю, что вы не в восторге, но не следует давать ему повод раздуть дело. Просто вежливо и прямо отвечайте на вопросы. Не стоит его дразнить. Он просто выполняет свою работу.
Агент Форрестер вошел в квартиру Лены, огляделся и присвистнул. Огромные, от пола до потолка, окна выходили на озеро Мичиган – как будто живой пейзаж был помещен в рамку, словно картина на стене. Форрестер шагнул из коридора на мягкий, приглушенного голубого цвета ковер и осмотрел обстановку. Массивный мебельный гарнитур в изысканном французском провинциальном стиле: бело-розовые резные стулья, стеганые оттоманки и кресла, диван с тремя подушками, накрытый светлым льняным покрывалом в центре гостиной. Свежие цветы в хрустальных вазах украшали столики по бокам. Форрестер вдруг остановился и уставился на картину маслом над столиком у дивана. Оригинал, подписанный автором.
– Это же…
– Да, Марк Шагал. Я приобрела его на аукционе в Лионе.
– Ничего себе! Когда я сегодня утром получил задание… Я хочу сказать, что обычно я хожу… – Он запнулся.
– Обычно вы ходите… – повторила Лена, подаваясь вперед и приподнимая брови в ожидании того, как Форрестер закончит свою неловкую прелюдию.
– Понимаете, Шагала на стенах я обычно не вижу.
– Шагал мне близок, – пояснила Лена. – Мы с ним во многом похожи. Именно эта картина пробуждает воспоминания из моего детства. Он был…
– Знаю, обычным евреем из маленького городка в Беларуси. Отец его торговал рыбой.
Лена с улыбкой кивнула. Лицо ее просветлело.
– А у моего был магазинчик в Хшануве, в Польше. Шагалу повезло, что ассоциация художников Америки тайно переправила его из Франции еще до прихода Гитлера. Моей семье так не повезло.
Форрестер стоял у картины, словно у алтаря. В восхищении.
– Я люблю Шагала. Наверняка вы видели плафон в Парижской опере.
– Вы имеете в виду Пале-Гарнье? Ведь теперь здание Парижской оперы – это ужасное сооружение из стали, Опера Бастилия.
– Полностью с вами согласен! Это новое здание просто отвратительно. Оно могло бы стоять в Хьюстоне или Финиксе. Но никак не в Париже. Разумеется, я имею в виду Гарнье.
– Вам известно, что Шагал расписывал эти панели прямо поверх росписи девятнадцатого века?
– Нет, я этого не знал.
– Какое у вас любимое произведение, мистер Форрестер? Мое – «Пеллеас и Мелизанда» Дебюсси.
– Хм, великолепные голубые и розовые тона… Я должен был бы догадаться, когда увидел вашу гостиную. Я же, боюсь, больше склоняюсь к «Щелкунчику». Люблю балет.
– Вы проверяете меня, – улыбнулась Лена. – Там идет «Лебединое озеро».
– Конечно же, вы правы. – Глаза Форрестера озорно блеснули. – Просто выполняю свою работу.
– Хотите чаю? – Лена жестом пригласила его присесть на розовый диванчик. – Скажите, мистер Форрестер, – крикнула она из кухни, когда ставила чайник на плиту, – зачем вы вообще ко мне пришли?
– Зовите меня Томас. Обычная процедура, которую называют «личная проверка». Иногда мы получаем сигнал, что страдает пожилой человек, и нам приходится это проверять.
– Вы говорите о физическом насилии?
Он пожал плечами:
– Похоже, в нашем случае об этом речь не идет.
Кэтрин, устраиваясь в углу комнаты, улыбнулась. «Я тут лишняя, – подумала она. – Всего лишь сторонний наблюдатель».
– И кто это обо мне побеспокоился? – невозмутимо поинтересовалась Лена.
– Прошу прощения, мадам, я не уполномочен разглашать имена, но, скорее всего, вы и сами знаете.
– Разумеется, это мой сын Артур. Он просто изнервничался с тех пор, как умер мой супруг.
Форрестер кивнул, принимая чашку чая.
– Вероятно, вы могли бы тонко намекнуть на то, что он нуждается в консультации психиатра. Я мог бы даже посоветовать специалистов.
– Ох, зовите меня просто Лена.
Форрестер улыбнулся и вытащил небольшой фотоаппарат.
– Вы не против, если я сфотографирую вашу прекрасную квартиру? Для отчета? Обещаю не распространять эти снимки.
– Прошу вас, фотографируйте. Они уже появлялись в «Чикаго мэгазин» в 1993 году.
Агент обошел комнату, делая снимки и негромко присвистывая.
– Какая красота! – Он остановился и обернулся. – И еще одно, пожалуйста.
– Синяки? Вы хотите, чтобы я разделась? – улыбнулась Лена.
– Господи, нет! Но нам следует обсудить ваше финансовое положение.
– Не вижу необходимости. Вас это не касается.
– Мне очень жаль. Значительная часть статей Закона о защите лиц пожилого возраста касается финансовой эксплуатации стариков. Другими словами, следует разобраться, не пользуется ли кто-то со стороны вашими финансовыми средствами. Это должно войти в мой отчет.
– Нет.
На его лице отразилось разочарование.
– У нас есть право затребовать информацию через суд.
– В таком случае – обращайтесь в суд. Как вы думаете, кто еще, кроме сына, может воспользоваться моими средствами?
– Насколько я понимаю, в заявлении речь идет об адвокате и детективе, которые, как предполагает заявитель, заставляют вас вкладывать средства в поиски определенных людей.
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».