Исчезнувшие близнецы - [29]

Я поверить не могла, что наткнулась на Каролину. Да еще и на своей смене. В конце дня я дождалась ее на улице. Что это было за воссоединение! Я крепко обняла ее, и мы ревели белугами. Я получила назад украденный кусок своей жизни.

По дороге в гетто мы поведали друг другу о том, что произошло. Я рассказала о дне, когда забрали мою семью, о том, как пряталась на чердаке, о Тарновских. Когда я сказала ей о Милоше, она разрыдалась.

Каролина рассказала, что их с мамой выселили из дома в середине марта – там поселилась семья поляков, по всей видимости, их я и видела. Каролина с мамой нашли крошечную комнатушку в трехэтажном доме без лифта на задворках гетто и работу в Цеху. Денег у них не было – те гроши, что они получали, уходили на еду.

Я спросила, как ее мама, и подруга покачала головой:

– Она угасла, Лена. Но не от того, что ты думаешь. Не от алкоголя. Она прекратила пить раз и навсегда. Я так ею гордилась! Мы каждый день утром вместе шли на работу, а вечером возвращались. Она обустроила маленькую квартирку. Когда нас вынудили покинуть дом, мы с мамой собрали белье, вещи, посуду, даже наши подсвечники, погрузили все на тачку и привезли в гетто. Жили мы в помещении размером с большую кладовую, но мама сделала его уютным. Когда мы возвращались с работы, она готовила ужин. И всегда уверяла, что есть не хочет. Проглатывала пару кусочков и говорила: «Каролина, доедай». Теперь я понимаю, что она отдавала мне свою еду, чтобы я выжила. Ей сказали, что сильных молодых женщин отберут для работы, потому что нацистам нужна рабочая сила. Тех же, кто работать не может, пустят в расход. Мама понимала, что старики для немцев бесполезны. «Стариков убьют», – говорила она. Мама жертвовала собой и голодала, чтобы я могла жить.

Каролина остановилась и отвернулась. Она плакала, а я пыталась хоть как-то утешить ее.

– Жаль, что я к ней плохо относилась, Лена. Когда я выросла, то только и делала, что критиковала ее. Думала: «Почему она не может быть такой, как пани Шейнман, а не слабой духом и безвольной? У Лены такие прекрасные родители, а у меня мать пьяница». Я всегда считала, что достойна лучших родителей. Но мама доказала, что была сильной женщиной. Она стала сильной ради своей дочери. И все, что мне оставалось, – это наблюдать за тем, как она угасает. Сейчас я живу одна в маленькой, неотапливаемой комнате, которую мама, как смогла, попыталась сделать уютной. Если тебе негде жить, можешь переехать ко мне.

– Я бы с радостью, ведь я сплю на полу в котельной… Но я помогаю милому старичку Йосси. Как по мне, он и тридцати килограмм не весит. Как и твоя мама, он просто угасает. Едва передвигает ноги. Я ношу ему еду. Даю попить. Ночью слежу за тем, чтобы он был укрыт. Если я перееду, боюсь, он умрет. Прости.

– Мне очень жаль, Лена. Жаль мою маму, жаль твою семью, которую я всегда считала своей. Очень жаль малыша Милоша. Мне жаль поляков, потому что мы все – расходный материал. Мы живем, пока нужны немцам. Поляков используют и выбрасывают, как пустую банку. Мы с тобой живы, потому что умеем шить. Молись, чтобы немецкой армии нужны были шинели. Но даже сейчас немцы нас ломают, кусочек за кусочком, уже мало осталось. Мы тоже скоро умрем.

– А может быть, и нет. Я слышала, что формируются партизанские отряды, что другие страны воюют с немцами.

Каролина улыбнулась:

– Лена Шейнман всегда жила надеждой. Всегда была полна солнечного света. Ты везучая. Надежда поможет тебе пережить ночь. Я так не умею.

– Но у тебя есть я! – Я обняла подругу. – А у меня есть ты. Мы будем жить друг для друга.

Они решили на сегодня закончить, и Кэтрин закрыла свой блокнот.

Глава одиннадцатая

– Кэт, – через открытые двери позвала Глэдис, – тут толпа людей, которым ты назначила сегодня на утро! Сказать, чтобы подождали в приемной, или проводить их в конференц-зал?

Лиам, который сидел рядом с Кэтрин, удивился:

– Какая толпа, Глэдис?

– Четыре человека. Мистер Ширли, мисс Купер, мистер Вудвард и еще один неприятный на вид мужчина, который не удосужился представиться.

– Ясно. Скажи им, что я сейчас выйду. – Кэтрин повернулась к Лиаму. – Я думала, у нас встреча только с мистером Ширли.

– Я тоже так думал. Вполне предсказуемо, что он привел с собой помощницу, но он ни слова не сказал о том, что явится с клиентом и еще одним неприятным на вид мужчиной.

Кэтрин встала:

– Это всего лишь игра мускулами. Давай узнаем, что они предлагают.

Они вышли в приемную, где уже ожидали четверо посетителей.

Невысокий практически лысый мужчина в темно-синем костюме, белой сорочке, красном галстуке, с черным кожаным атташе-кейсом в левой руке шагнул им навстречу и с едва уловимым южным акцентом сказал:

– Доброе утро, миссис Локхарт. Я Майк Ширли. – Он широко улыбнулся и протянул правую руку. – Сьюзан Купер, моя помощница. Позвольте представить вам мистера Артура Вудварда.

Кэтрин ответила на рукопожатие.

– Доброе утро, приятно познакомиться. А это Лиам Таггарт. – Потом указала на крупного мужчину в углу. – Могу я поинтересоваться, кто этот джентльмен?

– Разумеется. Это мистер Скарпини, личный секретарь мистера Вудварда.

– Насколько я помню наш телефонный разговор, – раздраженно вмешался Лиам, – вы хотели встретиться со мной и Кэтрин. Ни слова о ваших клиентах и их личных секретарях сказано не было.