Исчезнувшая - [52]

— Как ты думаешь, где твоя подруга? — спросила Бернадетта.

Я подумала о способности Осени влипать в неприятности в прошлом.

— Она девушка независимая, — сказала я, надеясь, что она больше ничего не разбила.

Наутро у меня спозаранку зазвонил мобильник. Голос Дашай звучал странно, без эмоций и акцента. Она сказала:

— Я звоню сообщить тебе, что к тебе скоро приедут.

То, как она говорила, навело меня на мысль, что наш разговор могут слушать посторонние, поэтому я тоже взяла нейтральный тон.

— Кто едет?

— Твоя мама. И Сесил. Агент Бартон.

— Могу я поговорить с мае?

— Ее тут нет, — ответила Дашай. — Она в Джорджии, навещает родных.

Единственная мамина родственница, ее сестра, проживала в Саванне, и мама никогда ее не навещала.

— Все в порядке? — спросила я.

— Она все объяснит, когда приедет. Она уже в пути.

— А как дела у тебя? — спросила я, чувствуя себя участником пьесы.

— У меня все хорошо, — произнесла она почти нараспев. — Я на той неделе съездила в Атланту поглядеть на старого друга.

«Должно быть, она имеет в виду Беннета», — подумала я.

— Как он?

— У него и его невесты все хорошо.

Неестественное спокойствие Дашай начало меня тревожить. Вскоре после этого мы распрощались.

Я вернулась в нашу комнату и, аккуратно переступая через осколки, забрала полотенца и шампунь. Помывшись и переодевшись, я осознала, насколько я голодна. Бернадетта еще спала, поэтому я отправилась в холл узнать, не хочет ли позавтракать Осень. Но старая кушетка в общей комнате была пуста.

Завтракать я отправилась в одиночестве.

Я вернулась к себе в комнату и как раз подметала осколки лампы, когда вошла мае. Я бросила швабру и обняла ее. Когда мы отстранились друг от друга, выражение ее лица не на шутку встревожило меня — она казалась выжатой, словно не спала несколько дней.

— Что стряслось? — спросила я.

И тут вошел агент Бартон. Он извинился, что беспокоит нас, но в голосе его не чувствовалось сожаления.

По его предложению мы отправились в библиотеку, в уединенный уголок, называвшийся «кабинетом для научной работы». Бартон вынул диктофон и несколько раз кашлянул, чтобы проверить его. Таким мрачным я его еще не видела.

Затем он сообщил мне, что та штука на болоте была мертвым телом, и тело это принадлежало Осени.

После — спустя неделю собеседований с Бартоном и в Полицейском управлении штата Джорджия, после серии проверок на детекторе лжи, пребывания в состоянии шока — я услышала от мамы извинения. Она сказала, что хотела позвонить, предупредить о надвигающейся беде, но они с Дашай решили, что пусть лучше полиция увидит мою первую реакцию на новости.

К концу той недели Бартон однозначно уверился, что я не являюсь причиной смерти Осени (он сказал, что ее задушили, но где это произошло, неизвестно), но его беспокоило то, что он называл «невероятным совпадением»: три девочки, которые были знакомы со мной, пропали, и минимум две из них в итоге погибли. (В меньшей степени его беспокоила отмеченная полиграфом низкая температура моей кожи, но мае убедила его, что это побочный эффект лечения «редкой формы волчанки — того же типа, что убила ее отца».)

Затем поступила новая информация: одна из обитательниц нашего общежития сообщила полиции, что видела незнакомца, выволакивавшего из корпуса очень большой мусорный пакет, в то утро, когда мы отправились на болота.

— Я решила, что он из полевой группы.

Она стояла недостаточно близко, чтобы разглядеть детали его внешности. Среднего роста, сказала она. Лысый. В темных очках и темной одежде.

Я рассказала Бартону, что видела ехавший в сторону кампуса бежевый внедорожник, когда мы отправлялись в Окифиноки.

— Когда ты в прошлый раз упомянула о джипе, мы установили боевое дежурство, — сказал он. — Ничего не всплыло.

— Что ж, лучше установите по новой, — сказала мама. — Кто-то убил ту девочку, и он до сих пор на свободе.

Он думал, что джип мне привиделся, но пометку себе сделал.

— Что, если… — я сформулировала вопрос на ходу, — что, если тот, кто забрал Осень, на самом деле охотился за мной?

К моему удивлению, Бартону это уже приходило в голову. Да, я опять подслушивала его мысли. Он ломал голову над местонахождением тела, насколько вероятно, что убийца знал маршрут наших каноэ, хотел, чтобы мы обнаружили ее.

— Все возможно, — сказал он. — Нам остается только догадываться.

Помимо признаков борьбы — разбитой лампы, наполовину вывернутого спальника, — в комнате не обнаружилось ни малейших следов присутствия кого-либо, кроме Осени и нас с Бернадеттой. Но полиция нашла записку, оставленную Бернадеттой Осени, и допросила Чипа, ее бывшего бойфренда. Алиби Чипа — что он в обсуждаемый вечер пытался угнать машину — не произвело на них особого впечатления. Они также допросили Джесса и отца Осени, в Сассе и в Джорджии, куда они приехали по собственной воле. По просьбе семьи я встретилась с Джессом и мистером Весником однажды днем в кирпичном здании полицейского участка.

Мистер Весник, полный мужчина средних лет, сильно потел и почти не раскрывал рта. У него были глаза и подбородок Осени. Джесс изменился — похудел и постригся налысо. Глаза у него были ясные, и каждое движение казалось осмысленным.