Исчезновение Йозефа Менгеле - [17]

При каждом удобном случае Грегор наблюдает за сыном. Руки и нос у Рольфа материнские, глаза подернуты печалью, его красота скромна, и он простодушен, не так уверен в себе, как Карл-Хайнц, который на голову выше и значительно опережает его в лыжной гонке. Карл-Хайнц уже маленький мужчинка, а Рольф еще ребенок. То пожарный, то космонавт, то инженер – у него нет твердого плана, кем он хочет стать, и он каждый день говорит по-разному. В его годы Грегор был куда решительней.

Он шевелит гаснущие угли в камине и снова откидывается, вспоминая, каким был мальчишкой. Он не расставался с микроскопом, который подарил ему на десятилетие отец – тот был уверен, что в один прекрасный день Йозеф Менгеле станет так же знаменит, как и его былые кумиры: доктор Роберт Кох, император всея бактериологии, и Август Кекуле, открывший четырехвалентность углерода и формулу молекулы бензола. Сам-то он очень рано сообразил, что врач и исследователь – вот они, жрецы и светила двадцатого века. Подумывал и о Серже Воронове – тот заставил весь мир говорить о себе, прививая яйца молодых шимпанзе пожилым состоятельным клиентам у себя в клинике на Лазурном Берегу, – в 1920-х годах пресса вволю потешила себя его подвигами. Воронов был шарлатаном, зато Германия – настоящий рай для современной медицины, современной науки; биология и зоология, аспирин и микроскоп, лаборатории – все это немецкие изобретения. В Гюнцбурге он не прозябал под отцовским крылышком, уже в пятнадцать лет принял решение. Зато унаследовал от Большого Карла упорство, хитрость и честолюбие, а от матери – холодность и сухое, бесчувственное сердце.

Теперь Грегор видит себя студентом – в Мюнхене, Вене и Франкфурте, пьянящие 1930-е, пора крутых перемен. Пока его однокашники бились на дуэлях, напропалую пили или строили из себя важных шишек в штурмовых отрядах, он напряженно работал, и ему хорошо платили, на его исследования ссылались самые знаменитые светила: Ойген Фишер, прославленный специалист по евгенике, в начале века своими глазами видевший резню пастушеских племен гереро и нама в Намибии, и профессор Моллинсон, специалист по вопросам наследственности и расовой медицины, научный руководитель его диссертации («Морфологические и расовые исследования нижней челюсти четырех расовых групп», удостоившейся summa con laude[13]). Моллинсон порекомендовал его самому знаменитому из всех немецких генетиков, барону Отмару фон Фершуэру, главному специалисту по близнецам, ассистентом которого ему удалось стать всего в двадцать шесть лет, да что ассистентом – очень скоро и любимцем всего Института биологии и расовой гигиены Третьего рейха при университете Франкфурта. Когда фон Фершуэр возглавил Институт кайзера Вильгельма по проблемам антропологии, человеческой наследственности и генетики в Берлине, он отправил Менгеле в Освенцим, «величайшую лабораторию Истории, это такая честь для молодого исследователя, блестящего и прилежного. Возможно, там вам удастся проникнуть в тайну рождения нескольких близнецов сразу». Барон финансировал его поиски, и Менгеле регулярно отправлял ему пробы (костного мозга, глаз, крови, органов), скелеты и результаты опытов. Те двадцать и один месяц в лагере он не бездельничал. Со всей суровостью, какая требовалась в таких делах, он только и бегал туда-сюда взмыленный, обеззаразил сотни бараков, несколько раз поборол эпидемию тифа, и его усердие еще тогда было вознаграждено Железным крестом со шпагами вкупе с хвалебными отзывами начальства. Рольфу необходимо, чтобы я сам занялся им, думает Грегор в просторном номере четырехзвездника с балконом, иначе он никогда не закалит душу и тело при матери и этом фрибургском башмачнике. Таких жалких воробушков бабы не любят. Они предпочитают смелых и мужественных, он убежден в этом.

Марта сразу почувствовала, что его шкура покрепче, чем у покойного брата. В первый же вечер, за ужином, пока мальчики ели, уткнувшись в тарелки, дядя Фриц раздел ее взглядом. Он чуть задержался на черных волосах, собранных в шиньон, красных губах, лошадиной челюсти и, когда она встала, чтобы выйти в туалет, долго провожал взглядом ее крепкий и плотный зад: по Гюнцбургу ходила молва, мол-де у Марты Менгеле, урожденной Вайль, походка вразвалку из-за несчастного случая. Лишенная изящества Ирены, она не была летуньей, легкой как эфир, но здесь, в отеле «Энгель», Грегор поклялся себе больше не думать о бывшей жене и никогда ни с кем ее не сравнивать. У Марты достаточно и темперамента, и благонадежности. Рольф и Карл-Хайнц ее слушаются, она убежденная нацистка, преданная мать, и, хоть некрасива, зато чувственна в свои тридцать пять. А главное, она вдова Карла-младшего: во вторую ночь, снимая с нее кружевной лифчик с бантами, он испытал чудесное ощущение, что добивает своего брата, во второй раз хоронит его. «Посмотрел бы он, как я деру его бабу», – криво ухмыляется он, соскакивая с кровати.

Он раздевается и залезает в наполненную ванну. В ней его уже ждет Марта.

27

«Мерседес» Зедльмайера урчит у входа в отель. Марта с мальчиками поедут на поезде; в машине с другом отправится Грегор. Он с ноября 1944 года не видел Гюнцбурга.