Исчадие ада - [9]

— Я сегодня днем видел ее, она мне показалась очень милой особой, — сказал я.

— Вы слишком наивны, Эл, — холодно заявила Чарити. — Конечно, Джессика очень хитрая. Но, возможно, для того чтобы это понять, необходимо пожить с ней под одной крышей.

— За последнее время вы не встречались с Барнаби?

— Мы ни разу не виделись с того времени, когда я была восемнадцатилетней глупышкой, а папа выставил его из дома, — произнесла она весело. — Но иногда мне не хватает старины Барнаби. Конечно, случалось, когда он находился поблизости, жизнь становилась невыносимой, но зато никогда не бывало скучно.

— Почему «невыносимой»?

— Барнаби был весьма импульсивным малым, невыдержанным, как принято говорить… — Она усмехнулась. — У него имелись собственные приготовления о веселье. Один раз он назначил на полночь свидание одной из самых распущенных девиц в нашей округе в дальнем конце фамильного склепа, раздел ее там догола и запер внутри до утра. Он воображал, что это своеобразный бунт против условностей, а девица, кстати, не помешалась на протяжении первых двух недель после случившегося, как он предполагал.

— В семейном склепе?

— Неужели вы его не видели? — Она явно удивилась. — В сотне футов от дома. Дедушка Самнер соорудил его, поскольку его страшила мысль, что его повезут после смерти на погребальном катафалке через всю долину и превратят похороны в публичное празднество. Бабушка тоже, конечно, покоится там. И мама с папой. Но склеп выстроен слишком большим, так что внутри еще сколько угодно свободного места.

— Что еще делал Барнаби?

— Потребовалось бы недели две, чтобы обо всем рассказать, обо всех его выходках. Хорошо помню, как он привез в дом повара-китайца с судна в Сан-Франциско. Барнаби нарядил его в роскошные одежды, каких я до этого не видела даже на картинках, и представил его семье как свергнутого императора какой-то китайской провинции, его императорское величество Са Ятсен.

Самнеры никогда не были особенно сильны ни в политике, ни в географии, а старик в его одеянии выглядел весьма внушительно. Барнаби объяснил, что император обязан соблюдать обычаи своего двора, так что вся наша семья тоже должна соблюдать их вместе с ним, в противном случае он будет смертельно оскорблен. Чарити залилась веселым смехом.

— Целых две недели мы ели суп из импортных консервов из акульей кожи и соленый миндаль на завтрак. Нам приходилось пятясь выходить из комнаты, потому что к императору нельзя поворачиваться спиной, как объяснил Барнаби. Каждый вечер отец и Криспин садились за карточный стол, китайцы славятся своим умением играть в карты, по словам того же Барнаби, и повар заработал целое состояние. Каждый раз, когда они уличали его в плутовстве, Барнаби спешил объяснить, что такова привилегия императора.

Он мог бы остаться в доме навсегда, но однажды вечером он напился до потери сознания и ворвался в спальню отца около четырех часов утра, размахивая кухонным ножом и именуя отца «капитаном». Пока несчастный папочка сидел неподвижно с приставленным к горлу ножом, император повествовал о том, как его состояние вернется к нему через десять поколений. Потом внезапно переменил пластинку и почтительно осведомился, что он должен приготовить «капитану» на завтрак.

— Если ваш отец после этого не вышвырнул Барнаби из дома, значит, он должен был выкинуть что-нибудь еще почище, чтобы в конце концов оказаться лишенным наследства! Что же он такого натворил?

Ее лицо опять стало непроницаемым.

— Знаете, прошло столько лет после того, как это случилось, что я начисто все позабыла.

Скотч мне здорово помог. Я вскочил с места без всякого труда. Чарити с любопытством наблюдала за мной.

— Я не стану говорить, будто все было замечательно, — подмигнул я ей. — Но скотч был хорош, а ваше тело потрясающе.

— Вы уже уходите, Эл? — Она нахмурилась. — Зачем? До ночи еще далеко. Я взглянул на часы.

— Начало восьмого, а я постарел на двадцать лет после того, как переступил порог этого номера, не забывайте! Так что я намерен вернуться к себе домой, принять горячую ванну и лечь в постель.

Она медленно поднялась на ноги.

— Мне очень жаль, что вы должны идти, Эл, но я понимаю.

Когда мы подошли к двери, она положила мне руки на плечи, так что я был вынужден повернуться к ней.

На несколько секунд ее тело тесно прижалось к моему, бедра у нее призывно шевелились.

— Крайне сожалею, что вам надо уходить, — вкрадчиво повторила она, голос звучал еще глуше и обольстительней. — Мы бы получили огромное удовольствие, детка. Возможно, я бы даже станцевала один… особенный… танец. — Она посмотрела мне в лицо из-под полуприкрытых век. — Одно время я брала уроки в Сан-Франциско у настоящей египтянки, исполнительницы танца живота. Это не тот танец, который разрешают демонстрировать в нашей стране. Даже в самых крутых кабаках.

— У меня останавливается дыхание, когда я слушаю вас, Чарити-беби, — довольно сухо произнес я.

Ритмическое покачивание ее бедер, плотно прижатых к моим ногам, ускорилось.

— Приходи в другой раз, — зашептала она, — и я гарантирую тебе нечто большее, нежели учащенное дыхание.

Она на мгновение впилась в мою нижнюю губу, как будто это была маслина в мартини, затем внезапно отошла.