Исцеление в Елабуге - [4]

– Мы вообще не должны были допускать этого, – сказал начальник аптеки Ланг. – По опыту прошлого года нам пора бы понять, что зима играет на руку войскам Красной Армии. Однако вместо этого мы позволили заманить себя в эту мышеловку, и теперь русским остается только захлопнуть ее.

– Господа, зачем так волноваться? Положитесь целиком на нашего фюрера. Он не бросит свою армию на произвол судьбы и сделает все возможное, чтобы отстоять интересы вермахта и народа, – с этими словами вступил в разговор старший лейтенант д-р Бальзер, награжденный в свое время золотым значком нацистской партии.

– Я тоже не могу себе представить, чтобы такая боеспособная армия, как наша 6-я, могла быть уничтожена, – поддакнул Бальзеру д-р Ридель. – Мы, конечно, не имели полного представления о сложившейся ситуации. Однако как бы там ни было, мы достаточно сильны для того, чтобы пробиться на запад. До сих пор мы тоже продвигались с боями, но ведь продвигались!

В этих словах, однако, уже не было логики, так как 6-я армия по состоянию на 22 ноября 1942 года была уже не та, что 22 мая этого же года. За прошедшие полгода она значительно растеряла свою мощь. И сейчас мы не знали наших собственных возможностей, не имели точных данных о силах противника и не представляли общего положения на фронтах.

Исход войны должен решиться на берегах Волги! С этой мыслью мы неделями шагали по бескрайним волжским просторам, оставляя на своем пути инженерные сооружения и кладбища. Горько было отступать, но мы тешили себя мыслью о превосходстве. Прошлой зимой вермахт тоже потерпел поражение под Москвой, но настало лето, и мы снова продвинулись вперед. И вот небо над нашими головами снова закрыли черные тучи. Создавшаяся обстановка причиняла нам много забот, но мы надеялись, что это не надолго, на несколько дней, самое большее – на две-три недели. Потом все утрясется. В конце концов, у нас отборная победоносная армия. Мы и представить себе не могли, что советские войска могут нас уничтожить.

Первый шок, в который нас ввергли известия от 20 ноября, прошел. И теперь сложившуюся ситуацию мы не считали слишком трагичной, так как смотрели на все глазами победителей.

Решающее произошло 25 ноября. Приказа на прорыв не последовало. Все приготовления оказались напрасными.

Хорошо еще, что мы не уничтожили в спешке многие необходимые вещи. В других частях 51-го армейского корпуса такие случаи были. Говорили, например, что командующий корпусом уничтожил все свои личные вещи. Некоторые офицеры сожгли свои меховые шинели, которые при отступлении занимали бы слишком много места. Некоторые казначеи сожгли деньги, имеющиеся у них в кассе.

Наша санитарная рота осталась на том же месте, где была, – в Городище, то есть в нескольких километрах от промышленных районов Сталинграда. Два месяца назад мы развернули здесь дивизионный медпункт. Тогда на нашу дивизию смотрели как на основную силу, которой суждено захватить район Тракторного завода. Нам было приказано тогда свернуть свои палатки, разбитые на берегу Дона, у хутора Вертячий, и переместиться на пятьдесят километров в восточном направлении. Я получил приказ возглавить группу квартирьеров.

Когда я в начале октября с двумя десятками бойцов прибыл в Городище, там не осталось никого, кто бы мог познакомить нас с городом. На высоком холме стояла церковь с массивными стенами. Вокруг церкви прилепилось несколько невысоких пустых домов, отделенных друг от друга садами и огородами, где свободно можно было отрыть убежища. Несколько дальше мы обнаружили просторный блиндаж. Здесь, по-видимому, располагался штаб одной из советских воинских частей. Кроме того, все местечко было изрезано множеством глубоких оврагов, которые здесь называют балками. Их можно было легко приспособить под убежища для живой силы и техники.

Мы стали устраиваться. В небольшом доме присмотрели место для двух операционных и помещение для оказания помощи легкораненым. Соседнюю комнату отвели под приемный покой. Стационар для раненых разместили в соседних домиках и в самой церкви. В бывшем штабном блиндаже поселились четыре врача, старший казначей и начальник аптеки; в соседних одноэтажных домиках – медицинский персонал…

Кончался последний день ноября, холодный и какой-то на редкость серый. Уже в три часа стало темно и сыро, как ночью. При тусклом свете фонаря я вместе со своими помощниками составлял очередной месячный отчет. Все было как всегда, если не учитывать сокращения в выдаче хлеба, мяса, колбасы и жира начиная с 25 ноября. Как и раньше, были заполнены все необходимые для отчета формы, снабженные соответствующими примечаниями. До сих пор уменьшение пайка было незначительным. У нас остались еще кое-какие запасы, которые позволяли нам маневрировать. К тому же мы надеялись, что такому ненормальному положению скоро придет конец.

Наше положение было довольно забавным: почти целую неделю наша армия находилась в кольце окружения, а мы этого в Городище как-то совсем не ощущали. На участке фронта, в непосредственной близости от нас, царило затишье. Боев в районе промышленных объектов слышно не было. Так что до этого мы находились в гораздо худшем положении, потому что нас захлестывал бесконечный поток раненых.