Ирония фарта - [18]

Доехав до своей станции, Натали поднялась и пошла пешком, как делала это прежде много раз одна или с родителями. Знакомые дома, загруженное машинами шоссе, деревья, ларьки, парк, спуск к озеру. Даже урны были те же — каменные, серые, с отбитыми краями. Вокруг ничего не изменилось, зато изменилась Натали. Уезжала испуганная девочка, оплакивающая родителей и брата, а приехала и направлялась сейчас в сторону дома, где совсем недавно жила, симпатичная девушка с грустными глазами, добрая, почти уверенная в своих силах и пытающаяся вопреки всему обустроить свое счастье.

А вот и дом. Натали свернула к соседке, прошла к ее дому и постучала в окно. Тамара Львовна выглянула, приоткрыв занавеску. Увидев Натали, она всплеснула руками и побежала открывать дверь.

— Натали, девочка моя! — радовалась Тамара Львовна. — Ты приехала с дядей? Ой, что это с тобой?

— Тамара Львовна, у вас ключи от нашего дома? — Натали как будто бы не замечала радости соседки, которая знала ее с детства. — Дайте их, пожалуйста.

— Ой, а что это с тобой, — соседка стала серьезнее, отогнула капюшон Натали.

— Кто это тебя так?

— Долгая история.

— Пока не расскажешь, ключи не дам, или дяде сейчас позвоню, — строго сказала Тамара Львовна. — Хочешь?

— Вот только дяди здесь точно не хватало!

— Почему? Вы с ним поссорились? Он же тебе лучшего желает, в Америку тебя увез…

— И что, Тамара Львовна? Что вы все повторяете про эту Америку? Вы ничего не знаете о моем дяде.

— Так, Натали, или ты мне говоришь, что случилось, или я звоню дяде, — подытожила соседка.

— Это дядя, — наконец произнесла Натали. — Ну, дайте ключи. 

2

Натали открыла один замок, потом повернула ключ в другом, но долго не решалась войти. Ей очень хотелось, чтобы дверь вдруг открыла мама и заворчала на нее за то, что она опять натоптала на крыльце. Или выбежал Володя похвастаться новой машинкой. Или папа через весь дом крикнул бы:

— Натали, это ты?

— А кто же еще, — ответила бы Натали. — Как работается?

— Отлично, милая, просто отлично, — раздался бы его веселый голос. — Приходи оценить мой вернисаж.

И все было бы как прежде, счастливо, размеренно, и даже дядя Рудольф своими появлениями не смог бы ничего испортить в этой идиллии.

Она потянула на себя дверь, та со скрипом открылась. Внутри было темно и совершенно безжизненно. Натали прошла по коридору, заглянула в комнаты. Никого. На каждый шаг, сделанный Натали, из разных углов дома возвращалось едва уловимое эхо.

— Мама, — прошептала она. — Мамочка.

Эхо снова ответило. Натали побежала на кухню, затем зашла в свою комнату, в комнату родителей. Без сомнения, это был тот самый дом. Фотографии и картины на стенах, мебель, скатерти, люстра — все было знакомо с детства с той лишь разницей, что сейчас было украшено заметным слоем пыли. Но в этом доме находиться Натали было как-то тяжело, было не по себе. На нее снова нахлынули воспоминания, а увидев в вазе на шкафу стоявшие там засушенные цветы, Натали заплакала. Она так не плакала ни во время ссор с тетей, ни когда дядя Рудольф пытался изнасиловать ее, а потом ударил — скорее тогда были слезы обиды. Стоя одна в пустом доме, облокотившись на дверь, Натали плакала искренне, как плачут тогда, когда понимают свою неспособность что-то изменить и чувствуют от этого безумную боль, несопоставимую по силе с болью физической.

Натали вытерла слезы рукавом и прошла на кухню. На обеденном столе лежала связка ключей. Это были старые ключи от замков, которых давным-давно уже не существовало, которыми запирали двери пятьдесят или даже сто лет назад. Обычно они лежали в ящике буфета вместе с инструментами, крышками для банок и прочими вещами. Очевидно, что дядя Рудольф, осматривавший внимательно все шкафы в доме в поисках денег и ценностей, надеялся, что сможет ими отпереть некую дверцу, за которой скрываются несметные богатства.

Она усмехнулась. Как странно, дядя Рудольф утверждает, что у него успешный бизнес, а сам он всегда, сколько Натали себя помнила, остро нуждался в деньгах, причем в больших.

— Глупо, — подумала про себя Натали и усмехнулась тому, что это не стало для нее очевидным раньше, еще до отъезда из России. — Да нет у него толком никакого бизнеса, обычный посредник в сделках с контрабандой.

Натали вертела в руках связку с ключами и ясно услышала шаги позади себя.

— Натали, — послышался голос соседки. — Ты здесь?

От неожиданности Натали выронила связку с ключами, и она с грохотом упала обратно на стол.

— Солнышко, тебе не нужно приходить сюда, и жить здесь одной я тебе не позволю, — Тамара Львовна была настроена решительно. — Мало ли что.

— Что? Мне уже теперь ничего не страшно!

— Да не дело это, — соседка взглянула на фотографии, висевшие на стене. — Тебе здесь все напоминает…

— А я не хочу забывать, — почти крикнула Натали. — Не хочу!

Дом ответил Натали грозным эхом. Вроде бы вся мебель, шторы, ковры были на месте, и никогда раньше эха не было. Но теперь при каждом шорохе, скрипе или громко сказанном слове это наполняло дом, словно подчеркивая его пустоту. Натали вспомнила слово, которое любил повторять ее отец — недосказанность.