Иронические юморески - [3]

И тем не менее рекомендовать этот способ каждому из читателей не представляется возможным. Дело в том, что все читатели делятся по темпераментам, в соответствии с которыми и поступают. Как известно, по темпераментам люди делятся на сангвиников, флегматиков, холериков и меланхоликов. Сангвиники — это те, которые читают книги в спешке, не особенно вдумчиво и не обращая никакого внимания на всяческие комментарии, сноски и примечания, отчего, конечно, много теряют. Флегматики — люди дотошные. Эти читают с толком, с чувством, все подряд, вместе с предисловиями, эпиграфами и послесловиями, а если встречают примечание, они и его аккуратно прочитывают. Холерики читают кое-как, вразброд, пропуская неинтересные (по их мнению) места, выковыривая, так сказать, из пирога одну начинку; комментарии же, когда читают, а когда — нет; вообще очень неряшливая в этом отношении публика! Наконец, меланхолики — народ подозрительный, придирчивый, мрачный. Если им попадается в руки книга, они ее не читают или раскрывают с конца и прочитывают одни комментарии (разумеется, если таковые имеются), после чего швыряют книгу куда-нибудь в темный угол и уже больше не возвращаются к ней. И правильно, между прочим, делают, ибо, как сказал один неизвестный литературовед: «Важен не Шекспир, а комментарии к нему».

Необходимо отметить, что темпераменты никогда не встречаются в человеческих особях в чистом виде, а каждый человек является как бы смесью различных темпераментов с преобладанием все же какого-нибудь одного из них, что не всегда легко обнаруживается, в связи с чем делать рекомендации, как кому читать книгу (от начала к концу или от конца к началу), — дело весьма затруднительное, и это лучше оставить на усмотрение самого читателя. Всем, как говорится, своего ума не вставишь. Для писателя в конце концов важнее всего написать свою книгу правдиво, остальное — уже не его забота. Эту мысль прекрасно выразил один петух, который, как известно, изрек: «Мое дело — прокукарекать, а наступит рассвет или нет, я за это не отвечаю».

Тем не менее, движимый милосердием, идя, как говорится, навстречу потребителю, автор решил не снабжать свои сноски, как это обычно делается, номерами, избавив таким образом читателя от необходимости заглядывать каждый раз в конец книги. Пусть читатель читает себе без помех основной текст, так как и без комментариев ему все будет понятно, а потом, если захочет, пусть почитает и комментарии.

Вот приблизительно все, что автор хотел сказать в своем предисловии. А теперь читатель, если не потерял, так сказать, аппетита, может приступить к чтению пирога, то бишь, тьфу! — к чтению книги.

На берегу моря

Отдав дежурной распоряжение говорить всем, что директора нет и сегодня не будет, директор гостиницы «Приморская» Иван Степанович вышел из своего кабинета черным ходом. К этой уловке Иван Степанович прибегал каждый раз, когда нужно было избавиться от какого-нибудь назойливого приезжего, во что бы то ни стало хотевшего поселиться в его гостинице. В этот день он уже выдержал схватку с несколькими посетителями, ни за что не желавшими верить, что свободных номеров нет и не будет, и поэтому находился в таком состоянии духа и тела, когда его, как он выражался, начинало передергивать. Пройдясь по приморскому бульвару, он уселся на лавочке, на которой уже сидел какой-то одинокий гражданин в темно-зеленой фетровой шляпе и хмуро глядел на море.

Солнце только что скрылось за морем, от чего правая половина неба окрасилась пурпуром; слева же небо еще светилось дневной лазурью. Море мерно плескалось о берег.

Директор шумно вздохнул, бросил косой взгляд в сторону своего соседа и, вытащив из кармана коробку папирос «Казбек», размашисто положил ее рядом с собой. С таким же треском он положил на скамейку спички, снова стрельнул глазами в сторону мрачного гражданина и еще раз вздохнул. По всему было видно, что Ивану Степановичу хочется поговорить, излить перед кем-нибудь свою душу. Хотя он и устал от разговоров и споров с бесконечными посетителями, но почему ему не поговорить так просто с хорошим человеком, которому до него нет никакого дела, который ничего от него не требует?

Иван Степанович достал папироску, постучал ею о крышку коробки и заговорил:

— Приятно посидеть на берегу моря, а? Папироску хотите? Вы курите? «Казбек», — предложил он, протягивая папиросы.

— Спасибо. Я — «Беломор», — коротко ответил сосед, и его рука машинально полезла в карман за папиросами.

Оба закурили и некоторое время молча дымили, глядя на море.

— Хорошее море, а? — возобновил разговор директор.

— Да.

— Успокаивающе действует на нервную систему, если хотите знать. Нервных людей посылают сюда лечиться. Что вы думаете? Они сидят на берегу, слушают шум моря, и это их успокаивает. Да-а, — протянул он и, видя, что сосед не поддерживает разговора, попытался поддержать его сам: — А на меня вот уже и шум моря не действует. Честное слово! Специальность у меня собачья. На всех лаю, если хотите знать. Я директор гостиницы. Вы знаете, сколько сюда приезжает отдыхающих? Это вам не Москва, не Ленинград. Это же курорт! Гостиница на самом берегу моря, пляж рядом, ресторан при гостинице. Это ведь удобно! Каждому сюда хочется, а номеров не хватает. Одному откажешь, другому откажешь, к вечеру — сумасшедший, никакого моря не надо. Вы думаете, почему я здесь? Может быть, думаете, пришел подышать воздухом? Нет! Я от полковника убежал. Честное слово! Такой полковник попался, что хуже не надо. Не так полковник, как его жена. Вот жена, скажу я вам, — хрен с редькой, а не жена. Я ей слово, она мне двадцать. «Вы, — говорит, — не умеете культурно с людьми разговаривать. Вы, кажется, видите, с кем имеете дело». Я говорю: «Я прекрасно, гражданка, вижу, что у вас муж полковник, но ведь гостиницы строятся не для одних полковников, а мне лично все равно, что полковник, что простой человек. Простой человек даже лучше. Ему скажешь, что номеров нет, он и уйдет себе». — «А, — говорит, — вам только и нужно, чтоб от вас ушли». — «Ничего, — говорю, — мне такого не нужно. Пожалуйста, сидите себе на здоровье, но я вам ясно сказал, что номеров нет». — «Ну, нет, — говорит, — так будут». — «Мне, — говорю, — лучше известно, будут или не будут». — «Ничего, — говорит, — вам не известно. Мы подождем». Вот и сидят теперь, ждут.