Ирландское сердце - [20]

Ее братья. Люк и Доминик. А они, интересно, знают?

Я отправилась на кухню, чтобы выяснить у Генриетты, сообщила ли она им о маминой болезни.

– Нечего выставлять себя на посмешище, – заявила сестра. – Мама выздоровеет, а мы будем выглядеть идиотами, потому что бьем тревогу по пустякам.

Слава богу, назавтра была суббота, у меня выходной, хотя я в любом случае не пошла бы на работу. Ближе к вечеру, когда Джим попытался встать с кровати, у него начался бред. Майку пришлось удерживать его: Джим твердил, что должен идти помогать отцу в кузницу, где он работал еще мальчишкой.

А мама ничего не говорила. Только кашляла и кашляла, и плечи ее содрогались. Мы пробовали пар: я держала полотенце у нее над головой, Энни подносила снизу миску, а Агнелла сидела на полу рядом и держала маму за руку.

Твердым шагом в комнату вошла Генриетта.

– Слишком много народу, – заявила она и заставила нас выйти.

Мы ждали на кухне и по очереди сидели с мамой. В воскресенье ничего не изменилось. Джим лежал в гостиной, мама – в спальне, а доктор Хейли ходил от одного к другому и почти ничего не говорил. В обед мы съели холодную картошку с ломтиками бекона, но вечером жена Джо Мерфи принесла кастрюлю тушеного мяса и свежеиспеченный черный хлеб. В понедельник на работу я не пойду. Пойдет только Роза и объяснит мистеру Бартлетту, почему меня нет.

Пришли мамины братья, а еще тетя Кейт и тетя Нелли с дядей Стивеном, дядя Майкл со своей женой, Мэри Чемберс. Доктор Хейли позволил каждому побыть с мамой всего несколько минут.

– Как ты себя чувствуешь, Бриди? – спрашивали они у нее, и она старалась улыбаться.

Так прошло два дня, и доктор Хейли сказал:

– Все. Ей нужно отдохнуть.

Мама только спала и кашляла, а в промежутках могла съесть лишь немного супа да выпить чая.

– Мама, мамочка, – снова и снова бормотала я, когда наступала моя очередь сидеть с ней. Она пыталась что-то ответить, но вновь начинала кашлять. – Не нужно, мама, лежи спокойно.

Мы ничего не сказали ей, когда рано утром 30 июня умер Джим. Джим, мой молчаливый брат, всегда держался обособленно, но был хорошим парнем. Ох, Джим, я ведь почти не знала тебя! Ты потерялся в большой и беспокойной семье. А я была слишком занята перепалками с Генриеттой, чтобы замечать тебя. Прости меня, мой дорогой Джим. Покойся с миром. И я продолжала молиться: «Господи милосердный, Ты взял у меня брата. Но оставь мне мою маму, прошу Тебя, Господи! Пожалуйста!»

Эд забрал тело Джима в свое новое похоронное бюро. У нас была всего одна ночь, чтобы помянуть его, а на следующее утро уже состоялась траурная месса. Когда все ушли в церковь, я осталась с мамой.

Она проснулась.

– Джим, Нони. Как там Джим?

– Хорошо, – начала было я.

Но она не поверила и попыталась сесть на кровати.

– Джим? – позвала она. – Джим?

– Он… он умер, мама. Сейчас его как раз отпевают.

Она отвернулась, полезла рукой под подушку и начала что-то искать там.

– Ты ищешь свои четки, мама?

– Да, пожалуйста.

Я достала из выдвижного ящика ее четки и вложила их ей в руки. Она снова откинулась на подушки и начала перебирать деревянные бусины, которые для нее вырезал мой отец.

Она перекрестилась.

– Во имя Отца, – удалось произнести ей до очередного приступа кашля.

– И Сына, и Святого Духа, – закончила я за нее. Затем я прочитала «Отче наш» и первую молитву «Радуйся, Мария».

Непрерывный кашель ослабил маму, но она старалась молиться вместе со мной. Дойдя до строчки «сейчас и в час нашей смерти», я осознала, как мне ненавистны эти слова.

– Держись, мама, – прошептала я ей. – Ты должна пережить это.

– Я устала, Нони. Я так устала.

– А ты отдохни, мама, – уговаривала я.

– Нони, – сказала она мне. – Ты должна вести себя правильно, Нони. Пообещай мне. У женщины есть только ее доброе имя, а без него…

Ее снова одолел приступ кашля.

– Успокойся, мама.

Я погладила ее лоб. Почему она сказала это сейчас? Я не видела Тима Макшейна – и даже не думала о нем с прошлой недели. Я очень тревожилась за маму.

– Мама, – прошептала я.

Она закрыла глаза. Дыхание ее стало ровным. Она заснула. «Мама проснется, и ей станет лучше», – подумала я. Но ошиблась.

Слава богу, в ее последний час мы все были рядом с ней. Даже мой брат Эд с женой, которые приехали из Индианы.

Генриетта стояла на коленях у ее кровати и всхлипывала. Энни замерла между Майком и Мартом, позади них – Эд с Агнеллой, у самой двери – мальчики Генриетты. Я сидела на кровати рядом с мамой, держала ее за руку и гладила по голове… Но даже не была уверена, что она все еще жива.

Вдруг мама открыла глаза.

– Пэдди, – сказала она, глядя куда-то в сторону окна, а потом очень четко произнесла: – Ваш отец пришел забрать меня домой.

В тот же миг она умерла. Душа оставила ее тело с ужасным звуком – предсмертным хрипом.

Она ушла. И мы, все остальные, почувствовали себя еще более одинокими, чем когда бы то ни было.

* * *

Тим Макшейн пришел на панихиду по моей матери, появившись в ритуальном зале похоронного бюро «Келли и Доран» вместе с Долли Мак-Ки. Долли встала рядом с гробом и спела «Аве Мария» – это было незабываемо. Тим Макшейн пожал мне руку, но я ничего при этом не почувствовала. Ну и слава богу. Я думала только о маме. Как я буду без нее теперь?