Ирано-таджикская поэзия - [10]

Здесь молний греческий огонь, здесь воин — барабанщик-гром.

Скажи, какая рать была, как это полчище, сильна?

Взгляни, как туча слезы льет. Так плачет в горе человек.

Гром на влюбленного похож, чья скорбная душа больна.

Порою солнце из-за туч покажет нам свое лицо,

Иль то над крепостной стеной нам голова бойца видна?

Земля на долгий, долгий срок была повергнута в печаль,

Лекарство ей принес жасмин: она теперь исцелена.

Все лился, лился, лился дождь, как мускус он благоухал,

А по ночам на тростнике лежала снега пелена.

Освобожденный от снегов, окрепший мир опять расцвел,

И снова в высохших ручьях шумит вода, всегда вольна.

Как ослепительный клинок, сверкнула молния меж туч,

И прокатился первый гром, и громом степь потрясена.

Тюльпаны, весело цветя, смеются в травах луговых,

Они похожи на невест, чьи пальцы выкрасила хна.

На ветке ивы соловей поет о счастье, о любви,

На тополе поет скворец от ранней зорьки дотемна.

Воркует голубь древний сказ на кипарисе молодом,

О розе песня соловья так упоительно звучна.

Живите весело теперь и пейте славное вино,

Пришла любовников пора, им радость встречи суждена.

Скворец на пашне, а в саду влюбленный стонет соловей,

Под звуки лютни пей вино, — налей же, кравчий, нам вина!

Седой мудрец приятней нам юнца-вельможи, что жесток,

Хотя на вид и хороша поры весенней новизна.

Твой взлет с паденьем сопряжен, в твоем паденье виден взлет,

Смотри, смутился род людской, пришла в смятение страна.

Среди красивых, молодых блаженно дни ты проводил,

Обрел желанное в весне — на радость нам она дана.

* * *

Я думаю о том, кто славой обладает.

Из-за его души моя душа страдает.

Всегда я трепещу за жизнь владыки, ибо

Подобных сыновей не часто мать рождает.

Как этот юноша, никто из властелинов

С такой отвагою врагов не побеждает.

Никто не ведает числа его достоинств,

С какой он щедростью дарит и награждает!

Осыпан золотом похвал и пожеланий,

Он не от слов пустых величья ожидает.

Из сердца своего изгнав любовь к богатству,

Он благодарности побеги насаждает.

Дела его любой толкует, как Авесту,

Как книгу Зенд, — добро и щедрость обсуждает.

Поэтов нынешних бессильны славословья —

Превыше всех речей хвалебных он блистает.

Из блага сотворен, все, что он сеет, — благо,

Признательность, как сад, кругом произрастает.

Вся жизнь его как свод законов благородства,

Страницы чистоты, что сам Хосров листает.

Вернее, жизнь его есть книга назиданий,

И внемлет жизнь ему, когда он назидает.

А кто не слушает владыки поученья,

Тот, к пиршествам влеком, в тенета попадает.

В чем сущность горести? Кто на земле несчастен?

Кто, зависти к царю исполнен, увядает.

Ты скажешь тем, кого гнетут его успехи:

«Смиритесь пред судьбой, — так мудрость утверждает.

О ангел, счастлив будь, коль друг его ликует,

О, смейся, небосвод, коль враг его рыдает!

Я тем же кончу стих, чем начал: постоянно

Я думаю о том, кто славой обладает.

СТИXИ О ВИНЕ

Нам надо мать вина сперва предать мученью,

Затем само дитя подвергнуть заключенью.

Отнять нельзя дитя, покуда мать жива,—

Так раздави ее и растопчи сперва!

Ребенка малого не позволяют люди

До времени отнять от материнской груди:

С весны до осени он должен целиком

Семь полных месяцев кормиться молоком.

Затем, кто чтит закон, творцу хвалы приносит,

Мать в жертву принесет, в тюрьму ребенка бросит.

Дитя, в тюрьму попав, тоскуя от невзгод,

Семь дней в беспамятстве, в смятенье проведет.

Затем оно придет в сознанье постепенно,

Забродит, забурлит — и заиграет пена.

То бурно прянет вверх, рассудку вопреки.

То буйно прыгнет вниз, исполнено тоски.

Я знаю, золото на пламени ты плавишь,

Но плакать, как вино, его ты не заставишь.

С верблюдом бешеным сравню дитя вина,

Из пены вздыбленной родится сатана.

Все дочиста собрать не должен страж лениться:

Сверканием вина озарена темница.

Вот успокоилось, как укрощенный зверь.

Приходит страж вина и запирает дверь.

Очистилось вино и сразу засверкало

Багрянцем яхонта и пурпуром коралла.

Йеменской яшмы в нем блистает красота.

В нем бадахшанского рубина краснота!

Понюхаешь вино — почуешь, как влюбленный,

И амбру с розами, и мускус благовонный.

Теперь закрой сосуд, не трогай ты вина,

Покуда не придет созревшая весна.

Тогда раскупоришь кувшин ты в час полночный,

И пред тобой родник блеснет зарей восточной.

Воскликнешь: «Это лал, ярка его краса,

Его в своей руке держал святой Муса!

Его отведав, трус в себе найдет отвагу,

И в щедрого оно преображает скрягу…

А если у тебя — бесцветный, бледный лик,

Он станет от вина пунцовым, как цветник.

Кто чашу малую испробует вначале,

Тот навсегда себя избавит от печали,

Прогонит за Танжер давнишней скорби гнет

И радость пылкую из Рея призовет».

Выдерживай вино! Пускай промчатся годы

И позабудутся тревоги и невзгоды.

Тогда средь ярких роз и лилий поутру

Ты собери гостей на царственном пиру.

Ты сделай свой приют блаженным садом рая,

Блестящей роскошью соседей поражая.

Ты свой приют укрась издельем мастеров,

И золотом одежд, и яркостью ковров,

Умельцев пригласи, певцов со всей округи,

Пусть флейта зазвенит возлюбленной подруги.

В ряду вельмож вазир воссядет — Балами,

А там — дихкан Салих с почтенными людьми.

На троне впереди, блистая несказанно,

Воссядет царь царей, властитель Хорасана.