Ипатия - [62]

– Ну что же, Кирилл, – сказал, наконец, Орест, – в том, что вы говорите, много правды, и я знаю, что старое государство гибнет и что никто из нас не верит в него. Но оно неоднократно переживало такие эпохи упадка. Придет деятельный цезарь, явится мудрый первый министр, и наша старая империя возродит былую мощь.

– Ваша светлость говорите так, но не верите во все это, как, впрочем, вы сами и сказали. Нет, старое государство гибнет потому, что погибла идея. Новая идея – это власть церкви, и мы победим, ибо мы служим новой идее. Так много говорится о новой вере! Мы верим исключительно в нашу силу.

– А если это все и так, Кирилл, зачем говорите вы мне все это, и чего вы от меня хотите?

Кирилл взял одно из кресел и уселся поудобнее.

– Милый Орест, я не только хочу жить с вами в мире, но я хотел бы, чтобы вы служили мне. Чтобы возвыситься, новая власть церкви должна была заключить союз с чернью. Или, вернее, чернь возвысилась, и церковь поэтому стала во главе ее. Все равно, без этой сволочи не обойтись. Но мы нуждаемся в чиновничестве, нам нужны такие люди, как вы, Орест. Вы привыкли служить. Сейчас вы служите слабому, беспомощному, изнеженному императору. Разве не приятнее будет служить церкви? Ведь вы христианин?

– Оставьте в покое религию. Ему же придется мне повиноваться. Соборам, на которых председательствуют придворные кастраты, называющие себя церковью? Или грязным монахам с гор? Или, может быть, вам?

Кирилл откинулся в своем кресле и закрыл глаза. Затем он сказал:

– Единственному, тому, который станет повелителем церкви. Повелителю мира.

Затем, вскочив, он быстрыми шагами подошел к окну, выходившему на темный двор. И как бы говоря сам с собой, он продолжал:

– Римское государство стояло твердо, пока все его слуги, начиная с императора, верили в его вечность, заботились об его вечности и каждый, как бы ни было мало его дело, готов был отдать за него жизнь. Это делаем теперь мы, слуги церкви. Я хочу денег, власти, мести! Но этого всего я хочу не для себя, а для архиепископов Александрии! Вы должны видеть меня, каков я есть! В мире может быть несколько императоров. Во главе церкви может стать только один! Патриарх Константинопольский считает им себя, но придворный угодник императрицы не годится для этого! Епископ Рима может быть им, но я не допущу этого. Рим владычествовал достаточно долго, долой Рим! От нас, из Египта, из Александрии вышло новое учение, у нас же должна остаться власть. Моисей вынес Ветхий завет из области наших жрецов. В Египет бежала мать Бога с нашим Спасителем! В Египте родился символ веры, которому поклоняется теперь мир. В Европе считают уже гением того, кто ломает себе голову над египетскими загадками. Они тупы, бесцветны, как их кожа, и непостоянные, как их ветер. Они поклонялись героям, пока мы не подарили им единого Бога. Все, что поддерживает церковь, родилось под нашим пламенным солнцем. Августин и Антоний были африканцами, великий Афанасий – александрийцем. Нам принадлежит мир! Мне!!!

– Вы, кажется, очень доверяете мне, Кирилл. Скажете ли вы все это перед собором?

– Конечно, если я буду уверен в большинстве.

– А какое место предоставит ваша милость мне в этом новом здании?

– Первое, Орест! Вы солдат и наместник императора, владыка церкви будет памятником Бога на земле. Разве вам не улыбается мысль стать солдатом наместника Бога?

– Титул хорош, но титулы не соблазняют меня. Я радуюсь только одному, милый Кирилл, что вы обращаете столько внимания на человека, которого считаете побежденным. Не заботьтесь больше обо мне!

– Я тороплюсь, ваше сопротивление задерживает меня. Я мог бы принудить вас к уходу, но с вашим преемником придется все начинать сначала. Я еще не стар. Я сам хочу достигнуть кое-чего. Я смогу бороться с Римом и Константинополем, если стану неограниченным повелителем Египта.

– Право, Кирилл, вы мне начинаете нравиться!

– Вы знаете, Египет – житница всего мира. Рим со своим епископом подохнет с голоду без нашего хлеба. Предоставьте мне назначать цены, и вы увидите, что получится!

– Хорошенькое занятие! Разве церковь спекулирует?

– Затем не мешайте в мелочах, которыми я покорю Александрию. Отдайте мне иудеев!

– Об иудеях еще можно будет поговорить. Они привыкли выплачивать военные убытки своих повелителей.

– Вы соглашаетесь? Предоставьте мне иудеев и – и Академию!

Орест встал.

– Ипатию?

– Ипатию и других.

Орест вздохнул и сказал:

– Ваша милость открыли мне глаза. Быть может, ваша милость правы, и все пойдет так, как вы говорили, а за план покорить Рим примите мои комплименты; вы – действительно государственный человек. Но одно, ваша милость, изволили забыть. Вы беретесь за новое дело, и у ваших солдат нет еще старых знамен, нет еще старой чести. Возможно, что как раз поэтому вы победите. Революции выигрывают бесчестными солдатами. Мне же, начальнику обреченного на смерть отряда, остается, в конце концов, только честь. Вы правы: государственному человеку не должно быть дела до горести иудеев и хорошенькой женщины-философа. Но мне остается моя честь, и потому я накажу убийц иудеев и буду охранять Ипатию!