Ипатия - [59]

– Кончено, – сказал наместник тихо своей свите. – Одной церковью меньше!

В это мгновение из толпы, ограждавшей вход в иудейский квартал, раздался дикий крик о помощи, а затем отдельные слова: «Боже Израиля! Убийцы!»

Наместник торопливо пошел на голос. При его приближении толпа расступилась. На земле лежал, истекая кровью, старый иудей в своем праздничном платье, в котором он только что был в цирке. Александр узнал в нем богатого владельца стекольной фабрики. Он наклонился и приподнял голову раненого. Умирающий открыл глаза, узнал наместника и прошептал:

– Благодарение Богу! Пощады! Несколько тысяч… два часа! Убийство и грабеж! Мой дом… моя дочь, моя Мира! Обесчещена, замучена, убита!

На площади стало тихо. Только внутри церкви огонь завывал, как ветер в колоссальной трубе. Со стороны иудейского квартала несся неясный гул. Теперь становилось ясным, что это был звон скрещивающегося оружия и крики о помощи.

Полк, стоявший на площади, собирался уходить.

Тогда наместник подошел быстрыми шагами к полковнику:

– Оставьте гореть то, что горит! В иудейском квартале погром. Соберите ваших людей, дайте мне лошадь. Надо спасти то, что осталось. Пошлите за подкреплением, за кавалерией. Вперед! Марш!

Не прошло и минуты, как полк уже стоял в полной боевой готовности. Наместник с полковником почти галопом помчались к злополучному кварталу.

За пять минут солдаты очистили пространство между стеной и предместьем. Они ускорили свои шаги, когда увидели, во что превратились первые дома. В начале улицы лежало тридцать трупов христиан и иудеев. И затем не было дома, на пороге которого не лежал бы мертвец; не было лавки, которая не была бы разгромлена. Везде валялись разодранные ткани, разбитые бочки с вином или маслом Повсюду шныряли мародеры. Но наместник приказал не останавливаться. Только те из воров, которые случайно попадали в сферу действия римского меча, сразу успокаивались. Спешили спасать то, что еще можно было спасти!

До сих пор солдаты двигались молча. Слышались только команды. Нарушителей порядка хотели захватить врасплох. Несмотря на слова умиравшего, наместник не представлял себе серьезность сложившегося положения. Теперь же он приказал подать сигнал. Убийцы должны были услышать звук надвигающейся расправы. Пусть лучше часть их спасется, чем хотя бы на одну лишнюю минуту продолжится избиение!

Под звуки труб полк поспешил дальше. Вперед! Вперед! Теперь видно было, как впереди бегут какие-то фигуры. Полковник разделил людей и послал две роты боковыми улицами. Место встречи было назначено у Суэцких ворот. Вперед! Вперед! Наконец достигли улиц, на которых монахи оказались после двухчасовой бойни. Но главная масса убийц уже сбежала, и оставались только отдельные кучки, окруженные отчаянно сражавшимися иудеями.

Не было времени спрашивать. То здесь, то там раздавались восклицания, из которых наместник понял положение дел. Иудеи просили предоставить им возможность расправиться с остатками грабителей, чтобы он мог преследовать главные массы. Им оставался только один путь – через Суэцкие ворота в пустыню. И в то время, как иудеи принялись сводить свои кровавые счеты, полк стремительно двинулся дальше.

У Суэцких ворот удалось настигнуть арьергард христианских банд. Последние были перебиты. Сотни были захвачены и переданы на расправу горевшим мщением иудеям. Преследование продолжалось. Вдали виднелись бегущие человеческие толпы.

Наместник остановился и поручил дальнейшее преследование полковнику. Дрожа от возмущения, он отъехал в сторону и старался прийти к какому-нибудь решению.

Небольшой отряд остался при нем для охраны. Он намеревался уже послать и его в погоню за беглецами, но вдруг раздался топот. С дикой скоростью мчалось несколько эскадронов кавалерии. Их офицер хотел остановиться перед наместником, но Орест протянул руку вперед и сделал знак сжатым кулаком. Офицер понял его. Он взмахнул мечом по воздуху, и эскадроны промчались мимо.

Наместник стал медленно возвращаться обратно. Во время погони он не обнажал меча, но его одежда и чепрак[18] его коня были испачканы кровью.

Медленно ехал он от дома к дому, минуя улицу за улицей. Здесь уже не оставалось в живых ни одного убийцы. С воплями и просьбами, благодарностями и проклятиями теснились иудеи к своему спасителю. Сотни людей рассказывали ему отдельные эпизоды этой ночи, пока он шаг за шагом продвигался по разоренным улицам. Он не мог говорить. Когда он собирался сказать несколько утешительных слов, гнев душил его. Но иудеи понимали его и так. Иногда он поднимал руку, как бы прося успокоиться, иногда сжимал кулаки.

Наконец, около выхода его встретили представители квартала. Они сообщили с громкими причитаниями все, что знали о размерах бедствия. Только приблизительно можно было подсчитать, сколько мужчин погибло в схватках, сколько женщин и девушек было замучено в домах, и сколько товаров уничтожено в лавках.

– Положитесь на меня и на императора! – Больше Орест не мог ничего сказать.

Затем он приказал провожавшему его отряду вернуться и присоединиться к своему полку. Сам он поехал один через предместье в греческий город.