Иосиф Бродский. Вечный скиталец - [38]

Мой друг критик Владимир Бондаренко, автор знаменитой «Программы Бондаренко – Бродского» по налаживанию русско-еврейских взаимоотношений в замечательной книге «Живи опасно» недоумевал: «Меня в Иосифе Бродском удивляет другое: что русскости в своей поэзии и даже в жизни, в ее запредельности и амбивалентности он так и не сумел преодолеть. И еврейскость в свою культуру не пустил. На этом сходятся и Александр Солженицын, и Наум Коржавин, и Шимон Маркиш. Откровенный Шимон Маркиш пишет: «Смею полагать, что в уникальной поэтической личности Бродского еврейской грани не было вовсе. Еврейской темы, еврейского «материала» поэт Иосиф Бродский не знает – это «материал» ему чужой…» Он не был иудеем ни по вере, ни по мироощущению, впрочем, так же, как и Осип Мандельштам, и Борис Пастернак, выбравшие себе тоже осознанную судьбу в русской культуре».

Напротив, критик Федор Мальцев написал категорично: «Талант, помноженный на психушку, тюрьму и ссылку, эмиграцию и еврейство, создал феномен нобелевского лауреата Бродского». Так где же правда? Послушаем соплеменников поэта.

В сентябре 2007 года в литературно-художественном журнале «Лехаим» появился материал «Бродский: протестант или жид», в котором на четыре вопроса отвечают: Зеев Бар-Селла (ниспровергатель Михаила Шолохова), Леонид Кацис, Виктор Куллэ, Лев Лосев. Беседу вел еврейский журналист с русским именем и азербайджанской фамилией Афанасий Мамедов, который так предварил интервью: «От Иосифа Бродского мы, похоже, отдалились на то почтительное расстояние, когда могли бы уже говорить о нем только как о великом поэте и исключительно с придыханием, но не получается пока что у нас, возможно, именно потому и образ его не только не тускнеет с годами, но, напротив, становится еще более объемным и живым. Миф о Бродском активно творится на наших глазах, обрастая бытовыми подробностями, новыми деталями биографии, переплетающимися с его творениями. Можно, конечно, спорить об очевидных недостатках такого активного мифотворчества, но, кажется, это тот случай, когда недостатки переходят в достоинства, и очень скоро миф «Бродский глазами современников» примет уже иные, академические черты. А пока что в майском номере журнала «Лехаим» открылась новая рубрика – «Часть речи», посвященная одному из самых знаковых поэтов конца ХХ века. И текст Аркадия Львова «О Бродском» (№ 5–6, 2007), открывавший вышеназванную рубрику, уже обратил на себя внимание, сложив еще один фрагмент, перетасовав главные вопросы. Но в нашей, пока еще литературоцентристской стране, у каждого свой Бродский и, естественно, свои «главные вопросы». Есть они и у меня: где истоки метафизики Бродского, как сочетаются в его поэтике ветхозаветное мирочувствование и христианские мотивы, космополитизм и внеконфессиональность, два русско-американских культурных героя: Набоков и Бродский?.. И, конечно же, одной из самых полемичных остается тема отчуждения от еврейства (отчуждения ли?..).

От жертвоприношения Авраама до Освенцима Зеев Бар-селла, писатель, лингвист, литературовед

– В эссеистике Иосифа Бродского не раз встречается слово «отчуждение», в значении непременного условия существования подлинного поэта. Насколько оно оказалось ключевым в жизни и творчестве Бродского, как повлияло на его отношение к еврейству?

– Я думаю, что он был прав: отчуждение – одна из примет поэта, потому-то и вел он свою жизнь исключительно поэтически отчуждался абсолютно от всего. От родного города, еврейства, Израиля… Видимо, он понимал природу отчуждения евреев и считал, что такого рода отчуждение дано слишком многим, а он все-таки был поэт. Хотя еврейство для него – вечный мотив, можно буквально по пальцам пересчитать случаи, когда он об этом говорил. Занявшись Бродским, я еврейскую тему отставил в сторону. Во-первых, она была слишком очевидна, во-вторых, я не видел в еврействе Бродского ключа к его творчеству. Так было, пока я не начал анализировать поэму «Исаак и Авраам». К собственному удивлению (хотя Куллэ считает, что для меня это было презумпцией) я обнаружил, что смысл в этой поэме (в том числе поэтический смысл) можно отыскать, лишь признав, что написана она на совершенно конкретную тему. И тема эта – осмысление еврейской Катастрофы посредством выстраивания прямой линии от жертвоприношения Авраама до Освенцима. Как только мы это поймем, множество непроницаемых до того моментов становится осмысленными. В «Исааке и Аврааме» Бродский постиг смысл еврейской судьбы. Я не хочу сказать, что он понял его верно, а может, и верно, – поэт все-таки гениальный. По мнению Бродского, так, как я это мнение понимаю, Б-г заключил с евреями не завет, не договор – Он вынес им приговор. И еврейская Катастрофа была ничем иным, как приведением этого приговора в исполнение. Когда-то в журнале «22» я писал, что еврейский народ – единственный, у которого конец света позади: евреи после Катастрофы так и не поднялись. Да, они продолжают существовать, даже государство создали, но того еврейского народа, который был до Катастрофы, – никогда уже не будет. И Бродский в этой поэме проделал со своим народом весь путь от начала – жертвоприношения Авраама – до самого конца. После «Исаака и Авраама» у Бродского был выбор: либо умереть вместе с умершими, либо перестать быть поэтом. Бродский выбрал третий – перестал быть еврейским поэтом.