Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005) - [26]

Бродский сумел повернуть русский стих в новое направление. Как бы вы его определили?

— Я не разделяю распространенного мнения о том, что большие поэты что-то "вносят" в русский стих, куда-то его "поворачивают". Все, что вносится и поворачивается в поэзии, происходит только в индивидуальном порядке. Повторять эти достижения — удел эпигонов. Был гениальный Маяковский, а потом какой-нибудь бездарный М. Луконин или Р. Рождественский писали "лесенкой". То же с многочисленными подражателями обэриутов, Мандельштама, Есенина, Бродского. Свое надо иметь.

Вы составляете комментарии к двухтомнику Бродского, который выйдет в "Новой библиотеке поэта". Кроме удовольствия ежедневного общения с Бродским, какие трудности вы испытываете?

Никаких. Одно удовольствие. Поэтому и тяну это уже семь лет.

Ваше стихотворение Бродскому!

Возьмите любое.

* * *

Где воздух "розоват от черепицы",

Где львы крылаты, между тем как птицы

Предпочитают по брусчатке Пьяццы,

Как немцы иль японцы, выступать;

Где кошки могут плавать, стены плакать,

Где солнце, золота с утра наляпать

Успев и окунув в лагуну локоть

Луча, решает, что пора купать, —

Ты там застрял, остался, растворился,

Перед кофейней в кресле развалился

И затянулся, замер, раздвоился,

Уплыл колечком дыма, и — вообще

Поди поймай, когда ты там повсюду —

То звонко тронешь чайную посуду

Церквей, то ветром побежишь по саду,

Невозвращенец, человек в плаще,

Зека в побеге, выход в Зазеркалье

Нашел — пускай хватаются за колья,

Исчез на перекрестке параллелей,

Не оставляя на воде следа,

Там обернулся ты буксиром утлым,

Туч перламутром над каналом мутным,

Кофейным запахом воскресным утром,

Где воскресенье завтра и всегда.

9 мая 1996

ИГОРЬ ЕФИМОВ [20] , 10 НОЯБРЯ 2003, НЬЮ-ДЖЕРСИ

Вы знали Бродского и в России, и в эмиграции. Вы жили с ним в одном маленьком городке Энн Арбор и в большом Нью- Йорке. Как завязалось ваше знакомство с Бродским и когда?

В свое время в Ленинграде мы встретились с ним впервые в доме Евгения Рейна, мы были соседями. Я думаю, что это был 1962 год. Нет, все же знакомство произошло сначала с поэзией. Друг наш, знаток поэзии, Александр Штейнберг (он фигурирует во многих воспоминаниях) первым принес какие-то стихи, а потом Яков Виньковецкий дал мне "Шествие". "Шествие" меня ошеломило абсолютно, это было из тех произведений, которые меняют жизнь. Я перепечатывал его много раз для друзей по четыре копии, раздавал, до сих пор помню огромные куски наизусть. Так что когда мы встретились у Рейна, это был уже в моих глазах значительный, любимый, дорогой поэт. Хотя он был младше меня на четыре года, я знал, как много он для меня значит.

В связи с "Шествием" у меня такой вопрос. Иосиф говорит, что он прочитал Данте и Библию в 1962 году, но его "Шествие", которое он написал в 1961 году, наполнено цитатами и заимствованиями из Данте. Вы не знаете случайно, когда Иосиф читал Данте?

Нет, не знаю. У меня при чтениии "Шествия" этой связи не возникло, но я верю, что специалисты могут что-то найти. Про то, что "Шествие" написано человеком, не читавшим Библию, — я сам об этом писал[21]. Надо сказать, что многие свои стихи Бродский не то что разлюблял, но ему дороже всегда было то, что еще трепетно прорастало в нем. Иногда он рассказывал, забегая вперед, какие-то образы из будущих стихов. Когда его кто-то просил прочитать куски из "Шествия", он часто отмахивался с таким оттенком пренебрежения. Мне помнится, что во вступлении к "Шествию" есть какая-то извиняющаяся нота: "Идея поэмы — идея персонификации представлений о мире, и в этом смысле она — гимн баналу". Это кокетство, ничего банального в поэме нет, это персонификация человеческих страстей, состояний. Поэма эта и поэтически самостоятельна и философски смела. Меня всегда огорчало его пренебрежение к этой поэме, но мы часто свою молодость неправильно расцениваем.

Присутствовали ли вы на суде?

Да, я был на суде от начала до конца, и потом меня даже использовали, когда пересылали стенограмму Вигдоровой на Запад. Хотелось, чтобы она была кем-то заверена еще, другими свидетелями. Меня позвал Борис Бахтин, чтобы вычитать ее и перед отправкой подписать. Кажется, это происходило в квартире известного германиста Адмони, одного из свидетелей защиты. Я помню, что когда мы писали письма в защиту, я написал для газеты, воспользовавшись тем, что я был не тунеядец, а работал инженером. И я, и поэтесса Елена Кумпан, мы были такие нормальные инженеры, поэтому нельзя было сказать, что Бродского защищают одни тунеядцы. И когда газета "Вечерний Ленинград" писала отповедь защитникам, она упомянула, что и Ефимов, и Кумпан неправильно видят проблему идейного провала нашей молодой литературы, и так далее.

Так что вы свидетельствуете, что все, что записала Фрида Вигдорова, соответствует действительности! Ее записи напоминают сцены из Шекспира.

Да, абсолютно, и даже атмосфера этого напряжения воссоздается в стенограмме.

Скажите пару слов об эмоциональном состоянии Бродского во время суда.

Я был изумлен его выдержкой. Он дал петуха только однажды, позволив себе такую высокопарность поэтическую.

"Я думаю… это от Бога"?