Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005) - [147]

В какой мере английские стихотворения Бродского отличаются от его автопереводов?

Я не исследователь Бродского, не критик и не специалист по переводу. Это означает, что мне они не кажутся столь уж отличными от переводов, и это говорит само за себя. Иосифа был бурный роман с английским языком. Сам факт того, что он писал по-английски стихи, удивителен, хотя, возможно, и не столь удивителен, если помнить о том, какое активное участие он принимал в переводе на английский собственных стихов. Как бы там ни было, мне хочется отдать должное его приемному языку, поэтам этого языка, наиболее для него значимым (его элегия на смерть Лоуэлла напоминает элегию Одена на смерть Йейтса): Иосиф хотел испытать свои максимальные возможности в этом языке, хотел исследовать его изнутри и, насколько это возможно, владеть им в совершенстве. В то же самое время он был страшно не уверен в своем английском, прекрасно зная, что его русский акцент зачастую препятствует пониманию того, что он говорит, особенно в тех случаях, когда мозг его переутомлялся и он начинал говорить с бешеной скоростью. Его стихи, написанные по-английски, как правило, очень короткие и зачастую стремятся к простоте песенной лирики — сами названия у них такие: "песня", "мотив", "блюз" и т. д. Нет ничего более трудного в английской поэзии, чем такие стихи, особенно когда они написаны короткими, двустопными или трехстопными, рифмованными стихами. Слух должен был абсолютным, а английский слух Иосифа, по вполне понятным причинам, абсолютным не был. В музыкальном отношении он прекрасно соответствовал, если не больше, хорошей английской прозе, но не этой чистейшей форме лирики. Хуже всего у него выходило что-то совсем уж идиоматическое, вроде стихотворения "Блюз", которое просто откровенно плохо. То же можно сказать и о его пристрастии к английскому сленгу, который он страшно любил вводить в свои переводы, "огрубляя их", как выразился один переводчик. С другой стороны, тот же подход превосходно срабатывал в легкой поэзии, где планка ниже (его детские стихи из книги "Discovery" — одно сплошное наслаждение). Его английские стихи бывали превосходны в тех случаях, когда написаны они были более длинными и спокойными размерами. Одно из прекраснейших его стихотворении — стихотворение, посвященное дочери, в котором стоит обратить внимание на ироничную концовку: "Hence, these somewhat wooden lines in our common language" ("Отсюда — эти чуть деревянные строки на нашем общем языке"). Прекрасный пример оборотной стороны Иосифа — его тенденция к самоуничижению. Думаю, тот факт, что его английские стихи звучат не лучше (по крайней мере, на мой взгляд) переводов его оригинальных стихов, говорит сам за себя. Но заметьте его готовность к риску даже в попытках! Иосиф стремился сделать все, что было в его силах, чтобы как можно лучше настроить свой слух на английский язык.

Как принимали Бродского поэты вашего поколения?

Когда Иосиф прибыл в Америку, многие мои современники считали Одена устаревшим и не слишком хорошо его знали. Война во Вьетнаме все еще велась, левые студенческие группировки подвергались гонениям со стороны правительства, в обществе нарастали антиамериканские настроения, а модными стихами считались главным образом свободные стихи. Традиционное стихосложение воспринималось многими как признак академического истеблишмента, а это было время, когда студенты не доверяли никакому "истеблишменту" вообще. С одной стороны, Иосиф был героической личностью, парадигмой писателя-диссидента, в высшей степени романтической фигурой: он восстал против советского "истеблишмента", поплатился за это свободой и все равно одержал победу. С другой стороны, он превозносил культуру, приютившую его, не испытывал симпатии к левым и догматично отвергал свободный стих: "вино без бутылки: пятно на скатерти". Для своих хулителей он был нахалом и реакционером, ничего не смыслящим в модернистской американской традиции. Для других он был глотком — или, скорее, ураганом — чистого воздуха. Он очень много сделал для того, чтобы привлечь внимание к поэтам Восточной Европы, особенно Польши, и существенно стимулировал возрождение интереса к традиционному стихосложению у молодых поэтов 1980-х (мое поколение). Его пренебрежение к модернизму Паунда и У. Уильямса и более чем высокая оценка Одена и Фроста наложили неизгладимый отпечаток на многих молодых поэтов. Его нравственное, серьезное отношение к стихотворной форме способствовало тому, что большая часть "постмодернистской" поэзии выглядела легковесной и пустой. Разумеется, бесконечные споры между строгостью и свободой, башней из слоновой кости и вольным путем не новы: они велись в американской поэзии со времен Дикинсон и Уитмена. Но Иосиф внес в них свежую струю.

Большинству западных читателей поэзия Бродского была известна в переводах. Как же ему удалось войти в так называемую "высшую лигу" поэтов, включавшую Дерека Уолкотта, Шеймаса Хини, Леса Маррея и др.?

Пас тоже не писал по-английски, однако в "лигу" входил; Милош тоже. При всем моем к вам уважении, считаю этот вопрос неправомерным. Правильнее было бы спросить, почему ни один американский поэт в нее не вошел.