Иона - [56]

Ублюдок, он все время был здесь! Мертвый для мира. Она хихикнула. Сейчас ее холодные руки его разбудят!

Девушка прошлепала вокруг кровати к другой стороне, где было место, чтобы скользнуть под одеяло. Несколько мгновений она нежно смотрела, как одеяло поднимается и опускается от глубокого дыхания. Фонарь был недалеко от окна, и в прошлом им нравилось, что он придает их телам молочную белизну, когда они любили друг друга поверх одеяла. Девушка двинулась, ее фигура отбросила тень на очертания спящего тела.

Сэнди по-прежнему улыбалась, когда подняла одеяло и скользнула к нему.

Она приподнялась на локоть, на мгновение напрягшись, наслаждаясь этим мгновением.

Потом сдернула одеяло прочь.

И фигура обернулась к ней.

Сэнди не закричала. Не смогла. Ее горло парализовало. И только когда существо на кровати двинулось к ней, из горла вырвался крик.

~~

Келсо здорово устал, но был весел от выпитого на дне рождения. Переходя дорогу, он рылся в карманах, ища ключи от входной двери, когда услышал крик. Он взглянул вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как окно в его комнате разбилось и белое тело, рассекая воздух, полетело вниз.

13

Элли свернула с шоссе и переключила фары «Эскорта» на дальний свет, чтобы пронзить черноту впереди. Нажав на акселератор, она внутренне застонала, услышав ленивую реакцию двигателя: если полиция не может позволить себе снабдить своих тайных агентов более современными моделями, то могла бы потратить чуть больше времени на содержание в порядке старых. Путь из Лондона в машине Келсо оказался утомительным.

Повернув циферблат к приборному щитку, чтобы было светлее, Элли посмотрела на часы. Почти полвторого. Джим, наверное, тревожится. И все же стоило дождаться результатов вскрытия мышки. Элли отнесла крошечное разложившееся тело прямо в судебную лабораторию на Стенфорд-стрит, Ватерлоо, прежде чем доложиться своему начальнику на Феттерлейн, так как ни на минуту не хотела откладывать анализ. Она знала, что исследования могут занять несколько дней, возможно, недель, если пойдут обычным путем, и специально разыскала старого знакомого — медицинского эксперта, с которым в прошлом как-то пару раз встречалась. Элли он показался скучноватым, она быстро, но тактично завершила отношения. И теперь радовалась своей тактичности.

Фокскрофт, эксперт, был полон сомнений и подозрений: чтобы получить нужную информацию, потребуется некоторое время, если Элли не даст ему твердых указаний, что искать. И почему она не воспользовалась обычным каналом? Потребовалось немало обаяния и туманных обещаний, что их отношения могут вновь расцвести пышным цветом, если он сделает ей одолжение. Фокскрофт чуть не упал, когда Элли сказала, что результаты нужны этим же вечером. Но его протесты улеглись, когда она сообщила о своих подозрениях, что зверек умер от отравления ЛСД. Мышка выглядела так, будто умерла два, может быть, три дня назад, так что можно найти следы в почках или печени. Проще всего было бы сделать анализ мочи, но очевидно, уже поздно. Фокскрофт по-прежнему не был уверен, сумеет ли выполнить анализ так скоро, но сделает все возможное — однако это действительно чертовская спешка. Для воодушевления Элли поцеловала его в щеку и сказала, что зайдет позже вечером.

Храня верность Келсо и вопреки собственному намерению, Элли воздержалась от рассказа своему начальнику об их находках и подозрениях; она даже не упомянула, что отдала на проверку мертвую мышь. Она чувствовала вину за свою неискренность, но дала слово и собиралась его сдержать. Свою поездку в Лондон Элли объясняла тем, что хотела выяснить, как продвигается расследование в целом, о чем нельзя говорить по телефону, и ее начальник Гиффорд решил, что это разумно. Он сообщил, что на ход операции оказало большое влияние сообщение о том, что год назад американский пилот пережил семейную трагедию — его жена и двое маленьких сыновей погибли в дорожной автокатастрофе, — и крушение самолета было сознательным самоубийством. Отыскалось письмо родителям в Калифорнию, датированное тем же днем, когда он в последний раз поднял А-10, и подтверждающее его намерение покончить с собой. Никто не знал, как же регулярные медицинские и психологические тесты, которые должны проходить все пилоты, не выявили его состояния; никто не был готов взять на себя ответственность за это. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и то, что сознание в целях самозащиты часто отторгает последствия тяжелого шока, задерживает эмоциональный взрыв до критической точки. И никто не может предсказать, когда именно эта точка будет достигнута. Хотя пилот пережил тяжелый удар при внезапной утрате семьи, внешне все последующие месяцы казалось, что он оправился от него. Какую роль в его восстановлении сыграли наркотики, никто сказать не мог, но в основном медики сходились, что наркотические вещества — возможно, сначала легкие разновидности — помогали преодолеть душевную боль. Не вызывало сомнений, что покатятся головы и что командующий американскими силами в конце концов окажется на канцелярской работе где-нибудь близ Вашингтона, но по крайней мере все вздохнули с облегчением, узнав, что галлюцинации пилота не были частью коварного плана русских. Однако это не объясняло, как к пилоту попали наркотики, так что расследование по-прежнему имело высший приоритет, хотя прежней безотлагательности уже не было. А пока, с некоторым сокрушением сказал Гиффорд, никаких внутренних наркодельцов не обнаружено. Была пара наводок, но они касались лишь служащих, в выходные покуривающих марихуану в Лондоне. Подобное обвинение означало немедленный трибунал, так что очевидно никто не хотел добровольно давать информацию.