Иоганн Кабал, детектив - [95]

Его речь прервал жуткий скрип, от которого содрогнулся и завибрировал весь корпус. Вибрация прошла по их телам, всполошив сердца в груди. Роборовски выругался на миркарвианском диалекте, его следующие слова прозвучали как отчаянная мольба: – Остов судна. Он не создан для такой тряски! Если мы в скором времени не сядем, корабль сломается пополам!

Но под ними тянулись лишь лес и крутые холмы.

Иоганн Кабал, как бы сильно его самого не печалил сей факт, был всего-навсего человеком, а ошибаться – в природе людей. Однако в выбранной им профессии любая ошибка могла привести к линчеванию, сожжению или тому, что тебя сожрут. Кабал старался не совершать крупных промахов – опаленная бровь или свихнувшийся бес с мясницким топором были максимумом, что он себе позволял. Однако то, что он забыл про связь между эфирными направляющими и гироскопическими левитаторами, очень походило на ошибку смертельную.

И он ничего не мог с этим поделать, пока торчал в салоне. У всех присутствующих оставалось мало шансов выжить, если кто-то из них – он или Марша́л – не одержит верх. Кабал готов был поспорить, что члены экипажа слишком заняты тем, что пытаются выровнять корабль, так что на него им наплевать. Однако состояние дел все равно не радовало. Если команда преуспеет, на него набросится много злых миркарвианцев, если нет – он закончит жизнь и карьеру кремированным на безымянном сенцианском холме.

Он прикинул варианты. Насколько опасен Марша́л? Предположим, что его револьвер – копия того, что Кабал позаимствовал у графа в Харслаусе. Тогда барабан на шесть патронов. Если исходить из того, что граф не осторожничает, а значит, держит патрон в стволе, у него должно остаться два заряда. Мог Марша́л перезарядить пистолет? Да, но вряд ли; Кабал прятался за мягким диваном и очевидной тактикой было бы выпустить три-четыре патрона – хотя бы один из них должен был попасть в цель. Даже если выстрел окажется несмертельным, это даст графу преимущество. Но Марша́л не сделал этого, значит, он заявился не готовым к перестрелке: шесть крестьян – вот и все, кого он мог подстрелить. У Кабала оставалось пять патронов, и он очень жалел, что не взял с собой больше. Он, как и Марша́л, не ожидал, что разразится перестрелка. У Кабала имелось небольшое преимущество, но время утекало. Он рискнул выглянуть из-за дивана, с той стороны, что находилась подальше от бара, и увидел мисс Бэрроу и остальных – пассажиры цеплялись за мебель.

«А ведь могло сложиться так, что сейчас я бы ехал на поезде и был в полной безопасности, – думал он. – Харльманн мог говорить что угодно, а мне было бы все равно».

Под крики и вопли корабль задрал нос. Все, кто мог, цеплялись за жизнь. Константин, за которым никто не следил, тяжело перекатывался под окном, поврежденном пулей. С глухим музыкальным звуком между стеклом и его основанием образовалась длинная трещина. Несколько секунд оно еще держалось, а затем развалилось на мелкие осколки, осыпавшиеся на верхушки деревьев. Константин повис, словно тряпичная кукла, но его ничто не держало, и он выскользнул в разбитое окно. Кабал, стиснув зубы, наблюдал за тем, как старый солдат исчезает из виду. Теперь и этот на его совести?

С него достаточно. Опрометчивость убьет его также, как нерешительность, но, по крайней мере, он не будет сидеть сложа руки. Он быстро оценил ситуацию, припомнил, что практически все на корабле было сконструировано так, чтобы уменьшить вес, и решил, что деревянные панели бара наверняка гораздо тоньше, чем кажутся. Когда «Принцесса Гортензия» на мгновение выровнялась, он поднялся и выпустил три тщательно нацеленные пули в барную стойку. Из-за нее донесся яростный крик, сообщивший, что авантюра удалась, по крайней мере, пока.

Быстро передвигаясь вдоль сгрудившихся пассажиров, он попытался выбрать удачную позицию, чтобы одним точным выстрелом покончить с графом Марша́лом. Ветер врывался сквозь два разбитых окна, трепал его одежду, галстук развевался, будто черное знамя, – Кабал шагал вперед, нацелив пистолет на край барной стойки, и надеялся вот-вот увидеть цель.

Он так и не услышал, как с металлическим шипением клинок выскользнул из ножен – в разыгравшейся буре звуков, кружащих газет и салфеток это было невозможно. Кабал умер бы в тот самый момент на том самом месте, не окликни его мисс Бэрроу:

– Кабал! Сзади!

Он даже не взглянул на нее, и это спасло ему жизнь. Он просто мгновенно развернулся, держа перед собой револьвер, и увидел фройляйн Сатунин с кинжалом в руке – тем самым, которым она прикончила Кэкона. Она держала его не высоко – все-таки она была убийцей, а не драматической актрисой, – справа от себя, нацелив острие на Кабала, и готовилась шагнуть вперед, зажать ему свободной рукой рот или схватить за шею, а затем вонзить клинок ниже грудины, прямо в сердце. Но даже самые хладнокровные убийцы могут на минуту замешкаться, когда жертва поворачивается и направляет им в лицо пистолет. В то мгновение Элизабет Сатунин посмотрела поверх ствола в глаза Кабалу и в них увидела… абсолютную пустоту.

Кабал выстрелил и развернулся.

Марша́л, решивший, что снова стреляли в него, выглянул из своего изрешеченного пулями укрытия и пальнул по Кабалу. Выстрел был импульсивный, но почти достиг цели, заставив Кабала отшатнутся. Движение застало врасплох не только Марша́ла, но и самого Кабала. В результате оба оказались на открытом пространстве.