Иоганн Кабал, детектив - [85]

Прекрасно, заключил он. Теперь я в руках сенцианской разведки. Вот и кончился тихий оптимизм. Надежды на чистую пару туфель испарились, как плевок мученика на костре. В мрачном настроении он смирился с мыслью, что ближайшее будущее придется провести в камере. По крайней мере, успокаивал он себя, еда на этот раз будет лучше.

– Что ж, герр Харльманн, – начал Кабал, судорожно, но без особого энтузиазма, придумывая планы побега. Станция, несомненно, кишела агентами тайной полиции, у которых руки чесались сделать отбивную из незадачливого некроманта. Но, раз уж его пригласили на кофе, а не вывели со связанными руками через заднюю дверь, усадив затем в безликий фургон в компании крупных служителей государства с чересчур активными щитовидными железами и резиновыми шлангами, Сенца хотя бы осуществляла свои тайные махинации гораздо более цивилизованно и аккуратно, нежели ее соседи. Он едва мог поверить, что так опростоволосился и не заметил ловушки. Поэтому решил, что дождется, когда операция развернется в полном масштабе – тогда можно будет всерьез обдумать гениальные идеи побега. – Что случилось теперь?

Харльманн снова замахал пальцем, призывая Кабала к молчанию, потому что вернулся официант с заказом. Дождавшись, когда тот уйдет, он прошептал:

– Я бы предпочел, если бы вы звали меня синьор Моретти, старина.

Кабал с любопытством взглянул на собеседника и, чтобы не выдать изумления, глотнул кофе.

– Моретти?

– Гуидо Моретти. Гуидо означает жук. – Он усмехнулся какой-то лишь ему известной шутке и принялся за свой напиток.

Когда имеешь дело с дьяволами, демонами и неблагодарными воскрешенными, умение прятать свои эмоции необходимо для выживания. Кабал, за плечами которого было несколько лет работы некромантом и который до сих пор был жив, давно выработал в себе этот талант, поэтому ничем не выдал внутреннего удивления. Он ожидал, что Харльманн, или Моретти, или как там его, будет контролировать их небольшой тет-а-тет, и не сомневался, что вокруг полно головорезов, которых тот подзовет в любую минуту, стоит Кабалу заупрямиться. Однако Харльманн вел себя, словно они оба шагали по тонкому льду. Гуидо значит жук, думал Кабал. Что он хотел этим сказать? Жук. Жук. Тут Кабал вспомнил, что на сленге жук – это пройдоха.

С выверенной безмятежностью он стал прощупывать ситуацию.

– Выгодная поездка?

Моретти (Кабал решил остановиться на этом имени, учитывая, что Харльманн было ничуть не более подлинным) ухмыльнулся поверх чашки и слегка покачал головой вместо ответа. Проглотив кофе, он пояснил:

– Нет. Полный провал. В первый вечер мне почти удалось охмурить мисс Амберслей – старушка могла бы открыть мне двери к ее светлости. У этой заносчивой девчонки денег куры не клюют. У меня были такие планы. – Он опечаленно вздохнул. – Но затем этот Диггер выбросился из окна, после кто-то напал на вас и внезапно все начали подозревать друг друга. Полнейший, абсолютнейший провал. Попасть на борт этого летающего отеля стоило мне целого состояния, хотя. – он заговорщицки подмигнул, – кому я рассказываю. Но прикинуться госслужащим – это требует смелости, уважаю. Миркарвианцы госслужбу почитают как государственную религию. Правда, что можно оказаться на виселице за то, что выдаешь себя за крючкотворца?

Звучало вполне в духе миркарвианцев, поэтому Кабал добавил к беззаботности хладнокровия и кивнул. Подумать только. Он все это время, сам того не зная, оказывается, был безжалостным профессиональным преступником.

– Полагаю, что да.

– Да вы крут, Майсснер, – Моретти усмехнулся. – Как вас зовут на самом деле?

– Еще не придумал, – бросил Кабал. Он инстинктивно ответил уклончиво, хотя тут же понял, что выдал фразу, которую другие профессиональные преступники придумывали бы всю ночь, что его порадовало.

На Моретти ответ произвел желаемый эффект. Он довольно улыбнулся и постучал по кончику носа.

– Я вас услышал, мио амиго, дружище. Не знаю, в какую игру вы играете, но уверен, ставки крупные. – Он подался вперед. – Так вы поимели ту англичанку?

– Прошу прощения? – Кабал всерьез возмутился.

– Ту сладкую блондиночку, – не отступал Моретти. – Ну же, вы столько времени проводили вместе. Какая она?

Что-то переключилось в мозгу Кабала, будто рычаг ушел на другую передачу или тарелка упала с полки. Все это было неправильно и глубоко неприятно. Он изображал из себя преступника, и в принципе выходило неплохо, но он притворялся перед другим преступником и делал это слишком убедительно. Кабал понимал – технически все верно: он нарушал закон с такой монотонной регулярностью, что сам уже не замечал. Он крал книги, выкапывал свежие трупы и по необходимости убивал людей. Он совершал мелкие проступки с той же легкостью, с какой дышал, а серьезные преступления едва ли вызывали бо́льшие затруднения. В строго юридическом смысле – то есть, полагая, что преступник это тот, кто совершает преступления, – Кабал был им. И получалось у него хорошо. Его редко ловили, никогда не приводили приговор в исполнение, что, в общем, было кстати, ведь в большинстве случаев приговоры включали виселицу, топор и прочие смертные казни. Вполне логично было предположить, что он профессиональный преступник.