Иоанн Мучитель - [18]

Иоанн тут же представил, как выглядит его лицо, и закатился еще пуще. Видя, что государь ни чуточки не обиделся, вместе с ним засмеялся и Игнашка. Очень уж чудно было смотреть, как выступившие от безудержного хохота слезинки ползут по щекам царя, оставляя за собой белесые полоски. Он смеялся даже тогда, когда государь уже замолчал, привстав в стременах и пристально всматриваясь в сторону дальнего плетня того дома, близ которого они стояли.

Иоанн еще не мог решить, померещилась ли ему голова мужика, воровато выглядывавшая из-за плетня, или то было на самом деле. Но через миг мужик вновь высунулся и уставился на царя. Смотрел он недолго, всего несколько секунд, после чего опрометью кинулся прямиком в сторону огорода.

«Да ведь это не иначе как тот, кто подпалил, — мелькнула мысль. — Ах ты погань какая! Ну, погоди ж ты у меня». Иоанн послал жеребца вперед, да еще с силой перетянул его плетью, чтобы тот быстрее набрал ход.

Пока оторопевший Игнашка, вытаращив глаза, недоуменно смотрел на удалявшегося царя и соображал, что ему делать, всадников разделяло уже не менее двадцати саженей. Стрелец совсем уж было решился направить коня к Епихе, чтобы упредить своего старшого, но тут наконец увидел мелькающую далеко впереди фигурку какого-то мужика и, вовремя вспомнив, что Епиха повелел ни на шаг не отставать от царя, рванулся следом.

Уже на скаку он с ужасом осознал, что не успевает, нипочем не успевает, и остается одна надежда, что государь сумеет управиться с этим окаянным татем один, иначе… Но о том, что будет, если произойдет иначе, ему решительно не хотелось думать, а потому оставалось только что есть мочи охаживать своего коня плетью в надежде хоть немного сократить расстояние, отделявшее его от царя.

Иоанн меж тем практически настиг мужика. До него оставалось совсем немного, когда тот резко остановился, обернувшись к царю лицом, и почти сразу государь столь же резко осадил коня. Тот недовольно заржал, возмущенно встал на дыбы, но железная рука продолжала неумолимо натягивать поводья, в кровь раздирая конский рот, и жеребец, обиженно всхрапнув, вновь опустился на передние копыта.

Иоанн медленно спрыгнул с коня и сделал шаг навстречу… самому себе.

— Ты?! — спросил он, не веря собственным глазам.

— Неужто не признал? — ухмыльнулся тот. — А ты, поди, чаял, что старцы твои меня гладом да хладом заморили али дымом удушили? Небось, и панихидку по мне справить успел? А я — вот он. Утек от них да и был таков. — Он торжествующе засмеялся.

— Государь, берегись! — вдруг крикнул кто-то за спиной Подменыша. Он обернулся, но было поздно. Широкая полноводная струя из перехваченного горла Игнашки уже заливала его одежу, окрашивая красный кафтан в темно-бордовый цвет, а сам стрелец, будучи не в силах удержаться на ослабевших ногах, оседал наземь.

— Ты пошто моего ратника зарезал, смерд поганый?! — возмутился Подменыш, глядя на приземистого мужика, лицо которого было надежно упрятано под густую бороду, открывая доступ только к узким, со злобным змеиным прищуром глазкам.

— Негоже, чтоб он вас обоих вместях увидал, — примирительно произнес мужик. — Я-то тайну сохраню, а он по младости непременно сболтнет.

— Да и мне глядеть на оного выродка лишь в пагубу, — произнес голос за спиной.

Подменыш резко обернулся, но больше ничего не успел сделать. Последнее, что он увидел, — это налитые бешеной злобой и какой-то бесшабашной яростью глаза двойника. Последнее, что он услышал, — это смачный хруст, с которым острый мясницкий нож вошел ему в сердце. Последнее, что он почувствовал, была острая боль в груди, а дальше застилающий глаза туман унес его далеко-далеко вдаль.

— Ты что ж сотворил-то? — ошалело спросил мужик, продолжая остолбенело стоять подле свалившегося к его ногам царя.

— Не о том вопрошаешь, Малюта! — грозно рявкнул на него двойник. — Русь одна, и Иоанн на ней должен быть только один. Тебе ж лучше, коли на царский стол не этот воссядет, а я. А сейчас подсоби-ка мне к плетню его оттащить, чтоб никто не приметил.

И, видя, что Малюта по-прежнему стоит на месте, растерянно опустив к земле по-обезьяньи длинные руки, мигом подкрепил свое требование увесистой зуботычиной. Придя в себя, Скуратов бросился на помощь. Вдвоем кое-как они отнесли трупы к невысокому плетню, после чего двойник принялся быстро раздевать Подменыша.

— Да подсоби ж ты! — грубо прикрикнул он на Малюту, который вновь впал в оцепенение.

— На кой? — растерянно спросил тот.

— Сказано ж тебе — я ныне царь! Потому и одежа должна быть на мне царская.

— Эх и дела, — помотал головой Малюта, но послушно принялся помогать.

Терять теперь ему, как он тоскливо сознавал, было и впрямь нечего — все самое худшее, что можно было только вообразить, он уже совершил. Хотя нет, не он, а… Впрочем, кто там будет разбираться — кто именно. Оставалось лишь надеяться, что его окончательно свихнувшийся спутник (а как еще можно назвать человека, только что осмелившегося не просто поднять руку на государя, но и убить его?), появившись перед стрельцами в царском обличье, хотя бы на несколько мгновений отвлечет их от него, Малюты, который за это время успеет скрыться далеко-далеко. Надеяться на мгновения, а мечтать о том, что отвлекутся стрельцы на часок. Пускай всего один, самый малый. Ему, Гришке, и того хватит, чтоб исчезнуть из Москвы, а хорониться по лесам ему не впервой — пусть ищут.