Иоанн Кронштадтский - [2]

И, наконец, строки из воспоминаний Веры Верховцевой, духовной дочери отца Иоанна Кронштадтского:

«Батюшка взглянул на меня каким-то особенным взглядом, который в редкие минуты мне удавалось наблюдать у него, – какой-то, если можно выразиться, потусторонний взгляд. Зрачки исчезали, и точно голубое небо смотрело из глаз, казалось, что и Батюшка исчезал и только один этот взгляд оставался».

И почти все почитатели отца Иоанна вспоминают о его необычайной подвижности, стремительности. Он, даже будучи семидесятилетним старцем, буквально возносился по лестницам петербургских домов, так что его даже не могли догнать молодые.

Учеба святого

Иоанн Кронштадтский должен был стать монахом и прожить всю жизнь в одиночестве. Но этого не случилось. Он мог быть миллионером, но умер нищим. Он был лучшим другом убогих и обездоленных, и при этом его позвали к умирающему Александру III. Он был святым, и при этом мог видеть в людях дьявола. Он знал, как справиться с темными силами, но сам пострадал от них. Во времена, когда на Руси не было патриарха, им фактически был он, святой Иоанн Кронштадтский.

Иоанн не должен был родиться. Он будто сам помог появиться себе на свет. Никто из его родных не верил, что он выживет. Но он выкарабкался. Родители словно готовили его к смерти. Своего следующего сына они назвали так же, Иоанном. А тогда называть людей одинаковыми именами было непринято. Знал ли кто тогда, что суждено этому Иоанну? Судя. по тому, что ребенок был спасен, кто-то знал и хотел, чтобы он жил.

Странно, но с самого детства маленький Иоанн был одержим двумя вещами: он горячо молился и хотел учиться. Молитвам его могли обучить родители, которые служили в храме, а вот с грамотой было сложнее. Однако и здесь кто-то пришел на помощь маленькому мальчику.

– Грамоте его обучала мать, Феодора Власиевна, которая была неграмотной, вообще не умела ни читать, ни писать, – поясняет журналист, писатель Павел Басинский. – Отец, псаломщик, был грамотный, но то ли он был очень занят по службе в церкви, то ли он был очень болезненный человек. В общем, грамоте мальчика обучала неграмотная мать.

Неграмотная мать доучила сына до того, что он стал первым, учеником в Архангельской духовной семинарии.

…Ночи напролет он проводил среди книг, словно пытался вычитать что-то важное, что-то такое, что даст ему силы и знания. Что он там искал, не знал никто.

Вот что пишет он сам в своей единственной автобиографии, которая была опубликована в 1888 году в журнале «Север»:

«Я – сын причетника (низший церковный служитель, не имеющий степени священства. – Ред.) села Сурского, Пинежского уезда, Архангельской губернии. С самого раннего детства, как только я помню себя, лет четырех или пяти, а может быть и менее, родители приучили меня к молитве и своим религиозным настроением сделали из меня религиозно-настроенного мальчика. Дома, на шестом году, отец купил для меня букварь, и мать стала преподавать мне азбуку; но грамота давалась мне туго, что было причиной немалой моей скорби. Никак не удавалось мне понять связь между нашей речью и письмом; в мое время грамота преподавалась не так как сейчас: нас всех учили: «азъ», «буки», «веди» и т. д., как будто «а» – само по себе, а «азъ» – само по себе. Долго не давалась мне эта мудрость, но, будучи приучен отцом и матерью к молитве, скорбя о неуспехах своего учения, я горячо молился Богу, чтобы Он дал мне разум – и я помню, как вдруг спала точно пелена с моего ума, и я стал хорошо понимать учение. На десятом году меня повезли в Архангельское приходское училище. Отец мой получал, конечно, самое маленькое жалованье, так что жить, должно быть, приходилось страшно трудно. Я уже понимал тягостное положение своих родителей, и поэтому моя непонятливость к учению была действительно несчастьем. О значении учения для моего будущего я думал мало и печалился, особенно о том, что отец напрасно тратил на мое содержание свои последние средства. Оставшись в Архангельске совершенно один, я лишился своих руководителей и должен был до всего доходить сам. Среди сверстников по классу я не находил, да и не искал себе поддержки или помощи; они все были способнее меня, и я был последним учеником. На меня напала тоска. Вот тут и обратился я за помощью к Вседержителю, и во мне произошла перемена. В короткое время я продвинулся вперед настолько, что уже перестал быть последним учеником. Чем дальше, тем лучше и лучше я преуспевал в науках, и к концу курса одним из первых был переведен в семинарию, в которой окончил курс первым учеником в 1851 году и был послан в Петербургскую Академию за казенный счет…»

Так получилось, что после смерти отца Иоанн должен был вернуться, к матери. Содержать ее было некому, поэтому с академией и книгами нужно было покончить. Как вдруг Иоанну достается, место в канцелярии, невиданная удача для того времени. И он остается. Все деньги он отсылает матери, а сам учится, читает, ищет.

«Еще будучи в семинарии, я лишился нежно любимого отца, и старушка мать осталась без всяких средств к существованию, – писал отец Иоанн в своей автобиографии. – Я хотел прямо из семинарии занять место дьякона или псаломщика, чтобы иметь возможность содержать ее, но она горячо воспротивилась этому, и я отправился в Академию. В академическом правлении тогда занимали места письмоводителей студенты за самую ничтожную плату (около десяти рублей в месяц), и я с радостью согласился на предложение секретаря академического правления занять это место, чтобы отсылать эти средства матери».