Интригующее начало - [94]

Я протянула ему ключ.

– Этот ключ подходит к чему-то, что оставила у вас на хранение мисс Харботтл. Я пришла для того, чтобы забрать то, что у вас хранится.

На настороженном лице не отразилось никаких эмоций. Управляющий не взял ключ, а посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом.

– Мне было велено отдать содержимое ящика только мисс Веронике Спидвелл.

– Это я и есть.

Тонкая улыбка тронула его губы.

– Поймите меня правильно, мисс Спидвелл, я обязан соблюдать осторожность. Мисс Харботтл настаивала на том, что вы должны подтвердить свою личность.

– Какое вам нужно доказательство?

Улыбка стала шире, печальные глаза отчетливо блеснули.

– Она сказала, что я не должен отдавать вам ящик до тех пор, пока вы не познакомите меня с Честером.

– Кто такой, черт возьми, этот Честер? – спросил Стокер.

Я жестом остановила его дальнейшие расспросы. Опустив руку в карман, я достала оттуда маленькую серую бархатную мышку.

– Позвольте представить вам Честера.

Управляющий поклонился.

– Именно так мне его и описывали. В таком случае я сейчас принесу ящик.

Стокер все еще молчал в изумлении, а управляющий уже вернулся с простым прямоугольным ящичком.

– Ваш ключ подходит к этому замку, мисс Спидвелл. Ящик тоже принадлежит вам, но можете просто забрать содержимое. Могу оставить вас одних на четверть часа, потом должны прийти мои первые клиенты.

Он тихо удалился, а я вставила ключ в замок. Он довольно легко повернулся, и ящик открылся. Внутри оказалась связка бумаг, похожая на ту, что мы нашли в кабинете у барона. Эта была обернута в лист писчей бумаги и перевязана черной лентой. Печать из черного сургуча показывала, что пакет ни разу не вскрывали с тех пор, как он был отдан в банк на хранение.

Я подняла глаза на Стокера.

– Что если здесь доказательство того, что мой отец убил мою мать? – спросила я. – Что тогда?

– Тогда и решим, что нам с этим делать, – уверенно ответил он.

Я сломала печать. Внутри оказалась стопка бумаг, но они были непохожи на те, что мы добыли в кабинете у барона. У него хранились в основном вырезки из газет, письма и фотографии. А здесь – официальные документы; их солидность была заметна с первого взгляда.

– Мое свидетельство о рождении, – выдохнула я. – Здесь записано, что девочка родилась в Ирландии 21 июня 1862 года. Это моя дата рождения. Мать – Лили Эшборн… – и вдруг я замолчала, слова застряли у меня в горле.

– А отец? – спросил Стокер.

Я не могла говорить, просто вручила ему документ.

– Да, вот дата и имя матери, все, как ты сказала, а отец… – Он чуть не выронил бумагу и посмотрел на меня. – Этого не может быть.

Я сглотнула.

– Но это так.

– «Мать – Лили Эшборн», – медленно прочитал он.

Я подняла руку.

– Не надо, – я хотела его остановить, но он не послушал меня.

– «Отец – его высочество Альберт Эдуард, принц Уэльский».

Я не думала, что собираюсь садиться, но вдруг обнаружила себя в кресле, Стокер стоял на коленях передо мной.

– Незаконнорожденная дочь принца Уэльского, – выдавила я из себя наконец и сама не узнала своего голоса.

– Господи Иисусе! – воскликнул Стокер, и по его тону я поняла, что на этот раз он не богохульствовал.

– Что там еще? – спросила я.

Его лицо было бледным, взгляд – застывшим, когда он вручил мне второй документ.

– Не незаконнорожденная.

– Это невозможно, – сказала я. Но все же дрожащими пальцами я взяла у него документ и прочитала сама эту простую линию из гласных и согласных, которые, соединившись вместе, в мгновение ока перевернули все мои представления о мире.

Брачный сертификат. Вот оно все передо мной: имена жениха и невесты, дата, подпись священника.

– Но, конечно, это второй брак, – возразила я. – Он не мог быть настоящим.

– Мог и есть, – упрямо сказал Стокер. – А это значит, Морнадей прав: ты в опасности, Вероника, в ужасной опасности.

За время нашего знакомства я уже много раз была благодарна Стокеру за то, что он находился рядом в трудную минуту, но в тот день это оказалось важным как никогда раньше. Я была просто парализована, неспособна рассуждать, а в это время Стокер убрал документы себе в карман, поднял меня на ноги и вытянул из банка к мутному дневному свету. Город был все таким же: запахи лошадей и угля висели в воздухе; суета торговцев и нянек, толкающих перед собой детские коляски; шум модных экипажей, теснящих рыночные повозки, все так же звенел у меня в ушах. Но при этом все изменилось.

Он провел меня через Оксфорд-стрит к Гайд-парку. Мы миновали книжный магазин, и ему в голову вдруг пришла какая-то идея.

– Иди в парк, – приказал он, – и, ради бога, обойди стороной Мраморную арку. Там находится полицейский пост, а нам не хватало только привлекать внимание полиции. Не смотри по сторонам, просто иди вперед. Когда окажешься в парке, сверни налево, на первую тропинку, садись на первую же скамейку и жди меня. Я постараюсь побыстрее.

Я настолько ничего не понимала в тот момент, что даже не спросила его, что он намеревается делать. Просто шла туда, куда он велел, и чуть не попала под колеса, переходя шумную улицу перед входом в парк: я просто забыла посмотреть по сторонам. В моих ушах все еще звенела ругань извозчика, когда я нашла нужную скамейку. Я заставляла себя сидеть спокойно, вспоминая названия всех бабочек, которых мне удалось поймать за эти годы, и уже добралась до Euchloe cardamines, когда появился Стокер, прижимая что-то к груди под одеждой.