Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II - [81]

Я узнал, мой друг, одну новость, которая очень меня удивила. Говорят, императрица косится на Брюля за его прежнюю близость к Разумовским, которой даже и не было. Они никогда не были друзьями, потому что гр. Андрей завидовал искусству Брюля играть на скрипке и ревновал его к великому князю, a Брюль вообще был недоволен Разумовским. Говорят еще, что Бемеры очень жалеют о гр. Андрее и хорошо относятся к Брюлю именно во имя общей привязанности к изгнаннику. Я не понимаю, кто мог сочинить такую историю! Разумовский даже никогда не бывал у Бемеров, которые знали его только по моим, а может быть еще чьим-нибудь рассказам. А Брюль у Бемеров бывает очень редко. Так что вся эта история неосновательна и невероятна. К несчастью, здесь много сочиняют таких историй. Императрица Екатерина II, подобно покойному королю Людовику XV, очень любить слушать всякие сплетни и анекдоты. Она знает обо всех любовных интригах в городе, для чего, говорят, на почте ей делают выписки из частных писем. В прошлую пятницу, во время спектакля, когда я разговаривал с Трубецкою и Бемерами, я заметил, что императрица пристально на меня смотрит. Шарлотта тоже это заметила.

Не знаю, упоминал ли я тебе об одной истории, которую мне передали несколько дней тому назад, и которая окончилась только вчера. Вот в чем дело:

Великий князь — шеф кирасирского полка, которым командует полковник Паткуль, ливонец, из рода тех Паткулей, о которых говорится в «Истории Карла XII». В числе подчиненных этого жестокого и несправедливого, как говорят, полковника находился майор Готц или Котц (Hotz ou Cotz), швейцарец по происхождению, храбрый молодой человек и хороший офицер. Разными кривыми путями Паткуль ухитрился выжить его из полка, вследствие чего, майор, по праву всякого порядочного человека и по законам чести, решился отмстить за себя. Паткуль был при полку и должен был вернуться вчера; Котц его ждет, а в ожидании весело и с аппетитом обедает, как прилично храброму человеку. Ему доносят о прибытии Паткуля; он летит на квартиру последнего, а там уже ждут его заранее подговоренные офицеры: барон Шинкен, подполковник того же полка, майор Перре, из кадетского корпуса. Вместе с ними входит он к Паткулю и говорит ему: «Я пришел не для того, чтобы поздравить вас с приездом, а для того, чтобы просить удовлетворения за те недостойные порядочного человека средства, при помощи которых вы заставили меня выйти из полка». Прижатый к стене, Паткуль отвечает, что никакого удовлетворения давать не намерен, и рекомендует обратиться к суду. Котц настаивает; Паткуль отказывается. Тогда Котц говорит ему: «Так как вы отказываете мне в удовлетворении, то я заявляю, что вы негодяй, и всякий раз, как вас встречу, буду говорить вам это, и бить вас палкой!..» и проч. и проч. в таком же роде. Паткуль, вместо всякого ответа, делает шаг назад, схватывает пистолет и целится в Котца. Последний, не отступая, вынимает шпагу и бросается на Паткуля. Шинкен и Перре схватывают их, обезоруживают и советуют Котцу уйти. Разъяренный Паткуль приказывает часовым стрелять, но Шинкен запрещает им это и уводит Котца с собою.

Оставшись наедине с Паткулем, Перре советует ему принять вызов Котца; «это порядочный человек, — говорит он, — которому вы не можете отказать в удовлетворении». Паткуль вновь отказывается и требует, чтобы Перре был свидетелем, что Котц приходил его убить. «Нет, этого не было, — отвечает Перре. — Я скажу то, что видел, и повторю те слова, которые слышал». — «Если я не дерусь с майором Котцем, — говорит Паткуль, — так покажу другим, что умею драться». Говорят, что эти слова относятся к Шинкену. Котц вернулся от Паткуля во дворец, а я, выходя оттуда, услышал всю историю от Перро, которому рассказал ее Перре. Кстати, фамилия Шинкен (Schinken) пишется Шанкс (Shanks).

Четверг, 24. — К брату.

Все утро, дорогой брат, я занимался своим дневником, который берет у меня довольно много времени, хотя и пишется исподволь. Я жалел бы об этом времени, если бы меня не утешала мысль, что в будущем дневник мой доставит нам обоим много удовольствия. Когда-нибудь я прочту его в семейном кружке, тебе и твоей жене. Вы узнаете всю мою жизнь, переживете со мною все мои мысли и чувства.

Говорил со Щербатовым о кн. Репнине, которого, мне кажется, никто не любит. Это человек возмутительно высокомерный, с невозможными претензиями и без всяких талантов, которыми бы эти претензии оправдывались. Обладая довольно живым, но поверхностным умом, он нравится женщинам, но зато и подчиняется им всецело; удовольствие есть единственный мотив всех его поступков. Работой его в Польше здесь все недовольны, так как он только запутал дела к невыгоде России. Он был влюблен в жену Адама Чарторыжского[128], самого страшного врага русских. Подчинившись этой женщине, он, говорят, заплатил ей за ночь покровительством Барской конфедерации, вопреки интересам своего двора. Эта крупная ошибка произвела здесь такое дурное впечатление, что возникал вопрос, не отозвать ли Репнина под тем предлогом, что он сошел с ума. Связи его в высшем обществе обусловили, однако же, иное решение этого вопроса. Репнин был произведен в генерал-аншефы и поэтому должен был вернуться в Петербург. Уверяют, что Императрица его не любит. А между тем, мой друг, после всех его неловкостей и ошибок, после невольной поездки за границу (в Париж, при Чарторыжской), он ухитрился во время войны с турками прибыть в армию и сделаться там необходимым при заключении мира