Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II - [113]

Я ничего тебе не говорил о праздновании дня Св. Петра в Петергофе. Был маскарад и иллюминация сада. Это празднование стоит посмотреть. Я был вместе с Хюттелем, секретарем Прусского Посольства. Мы говорили об алхимии, и оба страстно желаем работать над нею. Должно быть правда, что хладнокровные люди любят чудесное.

За несколько дней раньше мы говорили о том же с Левецаном (Levetzan), идя к Вельденам. Левецан — датский офицер, 28-ми лет и очень высокого роста. С первого взгляда он мне не понравился, так как принадлежит к числу людей, которых тем более любишь чем короче знаешь, в чем я убедился личным опытом. Это — очень порядочный человек, и мы с ним сошлись. Он мне говорил о химии, и о бумагах, которые передал ему отец за семь лет до твоей смерти, и которые сам получил будучи 25-ти лет от роду.

Четверг, 24. — К брату.

Мы с Левецаном осматривали в Кронштадте прекрасное сооружение, начатое Петром I: канал, выложенный камнем, и ведущий из порта в громадный бассейн. В нем устроено четыре шлюза, для задержания воды. Благодаря этому каналу, можно вводить в бассейн военные корабли и там, выпустив воду, оставлять их на сухом месте, для починки и окраски. Вода удаляется при помощи насоса, сделанного в Англии и стоящего 72 000 рублей. Очень сильный насос — вытягивает в день миллион восемьдесят тысяч бочек (muids) воды.

Пятница и суббота, 25 и 26. — К брату.

Прочел ли ты Вертера, мой друг? Это — очаровательный по чувству и интимности роман Гетэ, а в сущности подлинная история некоего Жерюзалема, сына одного ученого аббата в Лейпциге. Этот молодой человек, очень пылкий, влюбился в некую Шарлотту, невесту другого, и кончил тем, что застрелился. К сожалению, прекрасный роман достойный Ричардсона (!), плохо переведен на французский язык, хотя, по моему, он от этого выиграл, так как полон германизмами, передающими оригинальную красоту подлинника.

У маркиза, мой друг, опять появилась лихорадка. Он уже пятнадцать дней думал, что отделался от нее, хотя все это время по ночам у него бывали маленькие ознобы. Уж лучше бы болезнь опять приняла трехдневный тип, тогда бы она, пожалуй, кончилась прочнее. Похудел он отчаянно, и я боюсь, что с ним будет то же, что с гр. Лясси. Как бы то ни было, я еще подожду писать к графу Эгмонту. Не хочу я, мой друг, чтобы меня считали заботящимся только о своей выгоде, хотя должен признаться, что охотно бы остался здесь поверенным в делах, за отсутствием маркиза.

Воскресенье и Понедельник, 27 и 28. — К брату.

Императрица вчера вернулась из Петергофа ради приема крымских татар. Публичная аудиенция была им дана в той зале, которая налево от обычной аудиенц-залы. Ее Величество сидела на троне, а сзади нее стояли обер-шталмейстер и обер-шенк. Румянцов тоже стоял около нее.

Вечером мы у маркиза подписывали брачный контракт Фальконэ-сына с м-ель Колло. Признаюсь, мой друг, я это делал не охотно, но раз подписал маркиз, то и я не мог отказаться. Дело в том, что Фальконэ был женат в Англии; брак его расторгнут, но мне этого мало. Уж если он женился добровольно, то зачем же отказываться от обязательства, которое должно оставаться священным на всю жизнь? Для честного и простодушного человека, разница религий ничего не значит: раз дано слово — дело кончено. Если я когда-нибудь попаду в такое положение, что семья моя захочет расторгнуть мой брак, то обещаю тебе, что это ей не удастся. Маркиз, которому я сообщил свои сомнения, старался их рассеять. Я подписал контракт, но все-таки не оправдываю того, чему не мог помешать. Подозреваю, что тут замешан аббат Дефорж, устроивший этот корыстный брак — они женятся чисто из-за денег — только для того, чтобы иметь удовольствие их обвенчать. За Колло, говорят, дано 40,000 р. приданого. Не знаю сделано ли было оглашение в католической церкви; постараюсь справиться и вообще узнать подробности дела, которое кажется мне не совсем чистым, что бы ни говорил маркиз.

Венчание Фальконэ происходило в нашей капелле. Присутствовали девицы Кронц (Cronz), из них старшая, от первого брака, по фамилии Ломан, недурна и любезна. После венца, обедали, и затем, в 4 часа, вся компания уехала.

Генерал Мелиссино, присутствовавший на обеде, говорил мне о желании аббата попасть в его ложу. Уж не хочет ли он посвятить его в седьмую степень, так как предложил, чтобы церемония посвящения происходила у меня? А впрочем — какое мне дело. Этот аббат становится все более и более мне противен: дрянной человек.

Вторник и среда, 29 и 30. — К брату.

Свадьба Фальконэ, мой друг, состоялась не вчера, а сегодня, во вторник. Я скоро узнаю все, что касается первого его брака и если Фальконэ окажется не совсем чист в этом деле, то я не дам своей подписи под другим актом.

Обедал у Кауница, где видел шведского офицера, привезшего Зоричу орден Меча. Он получил от Императрицы табакерку и часы с прекрасным камнем. Цепочка к этим часам сделана из крупных сердоликов, на каждом вырезан амур — очень красиво и оригинально.

В среду обедал у барона Асфельда. И он и жена производят тяжелое впечатление, так как последняя постоянно больна. Она просила меня дать ей