Интимные места Фортуны - [51]

— Порядок, капрал, — бодро отвечал Мартлоу, — тока вот словлю парочку моих закадычных дружков из-за пазухи, ладно? Хотел глянуть, че у меня там. За ними, знаешь, глаз да глаз нужен. Интересно, что эти суки будут делать, когда война кончится?

Он быстренько натянул штаны и носки, зашнуровал башмаки и, схватив полотенце, отправился умываться. Оставшиеся, включая даже Шэма, улыбнулись.

— Ну и ужин был у нас вчера, обосраться можно, слышь, Берн, — сказал капрал. — Когда половину уже сожрали, подтянулся штаб-сержант Робинсон, и ты в жизни не видал, чтоб у человека так крыша отъехала. Он прямо озверел. Говорит, мол, капралы, сука, устроили себе пир получше офицеров. Прям так и сказал! Да оно и правда. Но нам, ей-богу, было жаль, что ты не с нами. Ты столько сил в это вложил, что мог бы и притащиться. Сегодня-то придешь?

— Да все в порядке, капрал, — сказал Берн. — Я, когда вчера возвращался, заходил в тот дом, чтобы спросить у хозяйки, как вам все понравилось. Она прекрасная женщина; и все заботы были на ней. Мне бы только посмотреть, не нужно ли еще чего на сегодняшний вечер, но, я думаю, мне не стоит заходить. А когда вы поужинаете, мы с вами пропустим по стаканчику вина. Хозяйка обо всем позаботилась, вам бы еще скинуться для нее, перед тем как мы уйдем отсюда. Во сколько у нас построение?

— В девять. Вот только тусанусь по улице, соберу ребят. Ходят слухи, что нам сегодня паковаться, но я пока ничего не знаю. Но жопой чую, по-любому останемся мы тут еще на ночь. Вот слыхал я, что офицерам сейчас доводят планы на предстоящее дело. Потом мы будем выдвигаться для отработки действий в наступлении, так что жди, недельки через две нам жарко придется.

— Да, охуенная перспективка, — тихо выговорил Шэм.

— Да не о чем тут ворчать, — спокойно заметил кап рал. — Этот сука Миллер, короче, военно-полевой суд, наконец, завтра или послезавтра. А мы-то еще в июле надеялись. Хоть бы ему электрический стул обломился. Сука, а!

На мгновенье повисло молчание.

— Ладно, пора мне двигать. Капрал из канцелярии, сука, всегда в полетах. Ладно, бывайте, потом увидимся.

— Капрал, отправьте меня якобы в рабочую команду что-нибудь около половины двенадцатого. Если, конечно, особых дел нету. Можете уладить это с сержантом Тозером. Думаю, мне в это время нужно зайти к хозяйке, спросить, не нужно ли чего.

— Хорошо. Погляжу, что можно сделать.

Они слышали, как он загрохотал по ступенькам, спускаясь. Шэм с любопытством поглядел на Берна и усмехнулся.

— Ты, похоже, бабником становишься.

Берн отвернулся с надменным видом. Вернулся Мартлоу, надел гимнастерку, и они втроем отправились на завтрак.

Утро едва тащилось. Построения и так были простой формальностью, а в этот раз, похоже, оно было задумано, чтобы просто убить время, убравшись в глухой переулок с глаз долой. Штыковой бой — штука полезная; они как раз упражнялись в этом, когда капрал Маршалл, перейдя улицу, остановился и поговорил о чем-то с сержантом Тозером. Было около двадцати минут двенадцатого. Минут через десять сержант вызвал из строя Берна и приказал ему отправляться к месту постоя капралов. В доме он никого не нашел, лишь в кухне оказалась девушка. Он сказал ей, что, если она не передумала писать письмо, он в полном ее распоряжении. Она сконфузилась, на секунду заколебалась и решилась. Придвинув стул к столу, он приготовил ручку, бумагу и чернила, а она подошла и села рядом. У него была собственная авторучка, и, предварительно заполнив ее водой и добавив капельку чернил, он принялся переводить ее фразы на английский и записывать их, чтобы она потом переписала своим почерком. Это была совершенно механическая работа, и в голове не было ни одной мысли, только тяжесть на сердце от близости девушки. Он снова увидел имя этого парня вместе с адресом, написанное в верхней части листа: младший капрал Хеммингс. Он мог быть кем угодно, в армии всякого добра навалом, но так или иначе, он был на передовой. Много ли у него шансов вновь вернуться сюда? Она прячет его письмо за пазуху и держит между грудей. Что же он нашел в ней? Пусть она не такая уж хорошенькая, а все же у самого-то Берна интерес к ней пробудился практически тотчас, как он ее увидел. В конце концов, это мог быть лишь случайный интерес, не более, но только до тех пор, пока не появился этот парень, и что самое забавное, именно он сфокусировал на ней неопределенные желания Берна. Он словно видел этого парня, ласкающего девицу, и как та уступает, не то чтобы неохотно, а просто с присущей ей покорностью; и он, не в силах сопротивляться, словно превратился в того парня, и захотел ее так же, как хотел тот. Она целиком принадлежала тому, а для Берна он был всего лишь тенью. И то, что он был всего лишь тенью, в корне меняло дело: будь им капрал Гринстрит или другой реальный человек, Берн был бы иным, и девушка была бы иной, а их отношения не дорого бы стоили в его шкале ценностей.

В этом не было сопливой сентиментальности, в определенной степени реальность давила на каждого. Тот парень был на передовой, и Берн со дня на день тоже отправится на передовую. Быть может, ни тому ни другому не суждено вернуться оттуда. Берн прекрасно сознавал все ужасы и страдания, выпавшие на долю того парня, он прямо-таки видел, как тот живет, дышит, действует будто во сне, в том полуобморочном состоянии, в котором только и можно найти спасение от отчаяния и безнадежности этого свихнувшегося мира. Поистине, в его отношениях с этим неизвестным ему парнем было больше понимания и близости, чем с находящейся рядом девушкой. Что могла она знать об их реальности — невообразимой, загадочной, туманной, — сквозь которую они, словно бестелесные духи в чистилище, почти утратив человеческий облик, ощупью продвигались, тщетно пытаясь отыскать и не находя ни надежды, ни хоть какой-нибудь опоры.