Интервью с раввином Адином Штайнзальцем - [8]

Века преследований развили в евреях необыкновенную способность подражать, имитировать, перенимать всякие ужимки, походку, словечки и интонацию. Посмотрите на выражения лиц, на то, как люди движутся, на их мимику и пластику – вот то, что создает образ, а это черты гораздо более характерные, чем даже цвет глаз или оттенок кожи. Это адаптация людей, которые все время живут на чужбине и которые очень цепко хватаются за то, что составляет характер данного места. Ситуация в некотором роде анекдотическая: евреи говорят на более правильном языке, чем коренной народ, лучше начитаны в его литературе и истории, лучше разбираются в политике, которую они при первой же возможности стараются взять в свои руки. Вам это слышать в новинку? Копия в известном смысле превосходит оригинал!

З.К.: Если на евреев так сильно влияет окружение, почему в Израиле все так не похожи друг на друга?..

Рав: Полагаю, это пройдет. Только потребует времени. Но здесь есть одна особенность. Дело в том, что в Израиле перед евреем нет модели. Когда-то, на заре государства, такая модель была. Вы слышали выражение «детки Тнувы»? Мечта сиониста-киббуцника. Воображаемая, конечно. Все в одинаковых шапочках, шортах, сандалиях. Все идут строем и поют хором. Разве заметишь тут несходство черт лица, характера… Все одинаковые. Но это не привилось. Хотя был создан типаж: жесты, прическа, мимика. То, о чем мы говорили.

З.К.: Это как поется в снова популярной Песне о дружбе: «Так припомним их всех – чуб волной и душа нараспашку…»

Рав: Сегодня этот образ больше не идеал. Да и гегемонии тех людей уже не существует. Что-то от типажа еще можно наблюдать в армии, хотя это другой типаж. Армия без унификации невозможна. Но в обществе в целом…

Этнические вопросы давно занимают меня. В связи с этим я наблюдаю за жизнью разных евреев и размышляю. Ведь в Израиле и сегодня браки чаще всего совершаются между евреями одной общины. Но около четверти браков – межобщинные. А это значит, что если так будет продолжаться, то через несколько поколений все перемешаются.

З.К.: Мне трудно с этим согласиться. Это слишком вольный прогноз.

Рав: Конечно, прогноз. Но отражает тенденцию. Впрочем, возможны всякие отклонения. Когда-то многие в Израиле уповали на модель «плавильного котла». Более того, считали, что «плавильный котел» вознесет еврев ввысь. На деле «плавильный котел», – а он, в первую очередь, выражается в том, что все израильтяне переходят на иврит, – сказался в резком снижении уровня.

Израиль – молодая страна, и она спешит. Спешит создать новое государство: новую экономику, новую политику, новую армию. Демократическое государство, где все равны. Ну есть ли у этой страны время и запас усилий для того, чтобы вникать во все наше этническое разнообразие? Конечно, нет! И потому делается ставка на усреднение, причем не от каждого по чуть-чуть, а на какой-то умозрительный «новый» образец.

Когда прибывала очередная волна алии, кто мог позволить себе роскошь изучать незнакомую еврейскую культуру новой этнической общины? Думали переплавить все в общем котле и получить унифицированного еврейского жителя Израиля. Не вышло. Шлаки, может и переплавились, и всплыли на поверхность, но благородные ценности общин ускользнули, затаились. А из половинок людей целые человечки не складываются.

З.К.: Вот мы и пришли к апологии диаспоры. Как же быть с заповедью о переезде в Землю Обетованную, которая, насколько мне известно, превалирует над многими другими заповедями?

Рав: Любая эмиграция сопряжена с потерями. Одна из потерь – культура. Новое место требует или навязывает иную культуру. Чем быстрее новые иммигранты смешаются с другой общиной, тем поверхностнее они освоют новую культуру и тем менее они будут ценить прежнюю. Но если этническая группа и на новом месте будет держаться целостности, если не поспешит пережениться с евреями из других общин, то ее укорененность в своей культуре будет более осознанной и глубокой, а знакомство с новым окружением – полноценнее.

З.К.: А что Вы скажете о евреях в сугубо религиозном квартале Иерусалима Меа Шеарим? Уж кто, как не они, укоренены в своей культуре. Тех местечек и городов давно нет на карте Европы, а наши евреи скрупулезно воспроизводят все ритуалы, которые, как они полагают, заложили в странах рассеяния их далекие предки. Каждый точно знает, к какой общине относится. Но что можно сказать об их «знакомстве с новым окружением»? Во всяком случае, оно не отразилось на их манере одеваться.

Рав: Одежда – часть культуры. Евреи боялись, что сменив одежду, потеряют и культуру. Сегодня в Иерусалиме можно встретить сугубо богобоязненных ашкеназов в перевязанных кушаками долгополых халатах. Строго говоря, это сефардское, даже арабское, одеяние, так называемое джубе. Его уж и арабы почти не носят, а евреи-ашкеназы – да. Это смешно! А говорят на идише. Идиш тоже древность, старинный язык.

З.К.: Но все-таки большинство ашкеназских ультраортодоксов носит черные шелковые лапсердаки и шапку с лисьей оторочкой – штреймл. А это, как мне кажется, одежда щеголей из польской шляхты?

Рав: