Интервью: Беседы со Стигом Бьоркманом - [6]

Да, думаю, она в этом неплохо разбиралась. Представить только, что она могла бы так и не раскрыть мне тайну. Но она это сделала, да к тому же еще и на смертном одре! Более мелодраматичной концовки и не придумать. Так что, если смотреть с кинематографической точки зрения, можно сказать — слава богу, что все раскрылось. Иначе не получилось бы никакого сюжета.

Но для тебя это не просто сюжет. Эта история сильно на тебя повлияла.

Честно говоря, поначалу я на удивление легко воспринял это ее признание. Оно было совершенно абсурдным и свалилось как снег на голову. Неожиданно. Я никогда не сомневался в отце и его любви ко мне.

Все это было так неожиданно и к тому же не имело для меня никакого значения в свете того воспитания, которое дали мне родители, — поскольку они считали, что влияние среды сильнее и гораздо больше формирует личность, нежели наследственность. Наследственность не столь важна.

Реакция наступила позднее. Я дошел почти до нервного срыва.

Когда это произошло? Спустя месяцы, годы?

Нет, через несколько дней. В каком-то смысле я вдруг ощутил, что одновременно лишился и матери, и отца.

И это чувство оказалось даже сильнее, чем скорбь по поводу смерти матери.

Сейчас мы сидим и беседуем в доме, где прошло твое детство. Ты вернулся сюда — уже во второй раз. В первый раз ты приехал и поселился в этом доме с первой женой Сесилией рСолъбек]. А сейчас ты живешь здесь со своей возлюбленной Бенте [Фрёге] и вашими детьми, близнецами Людвигом и Беньямином. Что значит для тебя этот дом?

Прежде всего, он означает для меня покой и уверенность. Пару раз я пытался уехать отсюда, но мне это никогда не удавалось. Каждый раз я снова возвращался домой. В молодости каждый мечтает отправиться в дальний путь, стремится уехать из родительского дома — чем дальше, тем лучше. Но в один прекрасный день я понял, что ничего не выйдет. Мой дом — здесь. Это и не хижина, но и не дворец. У этого дома нет каких-либо драматических особенностей. У него только одно достоинство — отсюда я родом. Я прожил тут всю жизнь. Не знаю, хорошо это или плохо, но этот дом значит для меня очень, очень много.

А что тебя не устраивает за пределами родных стен?

Думаю, это связано с тоской по дому. Я имею в виду в первую очередь свое душевное состояние. Могу понять Тарковского, снявшего «Ностальгию» в Италии, вдалеке от родного дома. Думаю, это проявляется и в моих фильмах. Даже если я снимаю их на другом конце света, в них все равно есть связь с домом. Например, вода во всех моих фильмах. Здесь неподалеку есть река, где я плаваю на байдарке. Эта река очень много значила Для меня в детстве. Она для меня — жизненный нерв, Хотя это может выглядеть как клише. Но когда я плыву На лодке, разглядывая пейзаж по берегам, с мельницами

и старыми заводскими постройками, — это очень много значит для меня. Всякий раз, уезжая далеко отсюда, я становлюсь несчастен. Вода успокаивает. Если я вынужден куда-то ехать, то стараюсь оказаться рядом с водой. Просто невыносимо находиться в тех местах, где на много миль вокруг нет воды.

Эту местность я считаю своей, к тому же я знаю всех в округе. Многие переехали сюда с тех пор, как я был ребенком, и в определенном смысле у меня больше прав тут жить. Я первый тут поселился? Здесь я дома. Здесь я могу расслабиться.

Сейчас мы значительно перестроили дом. К тому же сделали отдельный домик на участке — мой кабинет. Я получил огромное удовольствие, ломая вещи, которые были дороги моей матери. Стеклянные вазы, фарфоровые статуэтки и все такое. Огромную вазу для фруктов, которая всегда стояла на кухонном столе. Ее я разбил вдребезги вскоре после смерти моей матери. Прекрасное ощущение.

Когда ты впервые уехал отсюда?

Я был не так уж и юн. Я собирался поступать в киноинститут. Мне было тогда около двадцати. Потом я снова переехал в этот дом после смерти матери, вместе с моей тогдашней женой Сесилией. Между этими двумя моментами я жил в разных местах в Копенгагене. Мне никогда не нравилось жить в городе. Когда мы развелись, Сесилии достался дом, в котором она осталась жить с двумя нашими дочерьми. Потом она захотела его продать, но не нашла покупателя, и тогда наша продюсерская компания «Центропа» его выкупила. Теперь, когда дом куплен моей фирмой, я чувствую себя его владельцем. Самое удивительное, что в этом доме выросла когда-то и мать Сесилии. Мы случайно узнали об этом, когда ее посетила одна очень дальняя родственница. Такое иногда бывает в кино...

Тебе случается заново переживать ситуации своего детства, находясь в этом дож? Он вызывает у тебя воспоминания ?

Вообще, я об этом не думаю, хотя, конечно, случается. Что мне нравится в этом доме, так это не только, что здесь комфортно, но что я могу его перестраивать. Я все время что-то в нем меняю. Он уже полностью изменился. Переделывать комнаты для меня означает владеть домом. Так бывало и в старину. Один из детей наследовал хутор, а родители переселялись в небольшую пристройку на участке. После этого наследник уже сам принимал решения по поводу дома и ведения хозяйства на хуторе.

Я иногда испытываю тревогу при мысли, где именно мне предстоит умереть. Иногда мне представляется, как я лежу в какой-то палате в незнакомой больнице и умираю, запертый в четырех безликих стенах. При этой мысли у меня начинается клаустрофобия. Я пытаюсь справиться с этим чувством, возвращаясь домой. Сейчас я здесь и здесь намерен остаться. Возможно, со временем я передумаю. Но это решение и эта определенность дают мне спокойствие и уверенность. Я точно знаю, что меня никогда не увлечет мысль поселиться в США или где-нибудь еще. И это неописуемо приятно. Думаю, человек умирает раньше, если он оторван от своих корней, не ощущает своей принадлежности.