Интервенция любви - [60]

А еще и курить было нельзя. Оно, вроде бы, тоже, все это время не особо раздражало, хотя иногда «накатывало» так, что она готова была что угодно пообещать за сигарету. Только Лютый на эти обещания и мольбы не реагировал. В другое время Инга даже обрадовалась бы, наверное, что рядом настолько непоколебимый в этом вопросе человек, и она наконец-то имеет все шансы навсегда избавиться от вредной привычки. Но сейчас…

Сейчас всего оказалось чересчур. Особенно этого контроля. И когда он в очередной раз проговорил: «пора», имея в виду необходимость замены тампона – заорала:

– Прекрати!! Просто прекрати, Нестор! – в полный голос закричала Инга, и в отчаянии ударила руками по столу, не заботясь о том, что не так давно обещала ничего подобного не делать. – Я не робот! И не заводная игрушка! И сама могу решить, когда мне менять или не менять средства гигиены! Или, когда мне спать ложиться! Или зубы чистить, в самом деле!

Все это она кричала, выплескивая злость, раздражение и то чувство своего бессилия, неспособность что-то ему доказать, которые просто переполняли ее в эту неделю. Не обращая внимания ни на реакцию Нестора, ни на его глаза, глядящие на нее в тот момент неотрывно.

Лютый даже не моргал, похоже.

А она не могла остановиться. И понимала, что глупость делает, что это все пустое и уж точно не стоит по такому поводу закатывать истерику, а прекратить не могла. Как тогда, когда взорвавшись, сама себе первая волосы остригла, а Нестор ее затею только «поддержал».

Что же он сейчас устроит?

Вроде испугаться надо. Такого человека-то. А Инга не боялась.

И сама не смогла бы сказать, когда прекратила опасаться этого мужчину? Быть может тогда, когда он впервые объяснил, что ее руки надо вылечить? Или когда потом накормил? Или когда стал между ней и собакой, закрывая от агрессии животного? Или, когда просто сказал, что не хочет делать ей больно?

Этих моментов было столько. Бесконечно много за какие-то две недели. И, наверное, каждый из них по кусочку разрушал ее страх и опасения, превращая совершенно незнакомого Инге человека с довольно опасной и, чего лукавить, асоциальной профессией, в очень близкого. И знакомого. Не интересами и жизненными увлечениями, о которых Инга и сейчас представления не имела. А каким-то интуитивным, самым древним и простым способом узнавания, когда глядя, просто касаясь – признаешь и принимаешь человека «своим». Не потому, что от него сейчас жизнь твоя зависит: по большому счету не Нестор решил оставить ее в живых, насколько знала Инга. А потому, наверное, что глядя ему в глаза, всматриваясь в лицо этого мужчины, не отличающегося эмоциональностью, у Инги появлялось странное, но очень твердое убеждение, что она его понимает.

Однако сейчас Инга думала не об этом всем. Она в принципе не думала, просто кричала.

А он смотрел. И этот взгляд…

Бог его знает, что стояло в голубых глазах Нестора, но она вдруг осознала, что ей надо выйти. Прочь. На улицу. Срочно. И глубоко вдохнуть. Глубоко-глубоко, чтоб аж голова закружилась, и в глазах зарябило от избытка кислорода.

Повинуясь этому импульсу, она круто развернулась и направилась к двери. Вот только, у Лютого имелось совершенно иное мнение на этот счет, что она могла бы предвидеть. И не успела Инга сделать и два шага, как ее плотно и крепко обхватили его руки.

– Что?

Ей почему-то плакать каждый раз хотелось, когда он говорил. Она не смогла бы внятно выразить это ощущение. Ведь общалась с десятками людей ежедневно ранее, и всегда считала естественным, если человек объяснял свои действия. Но когда говорил Нестор… Инге самой становилось больно. Словно она физически ощущала то, что приходилось ему преодолевать, чтобы озвучить ей свои мысли. Так иногда чувствуешь себя, когда разговариваешь с больным ангиной – сам ощущаешь, как больно собеседнику слово проговорить. Но у Нестора словно бы не горло болело, так не казалось, несмотря на вечную сиплость голоса. А будто бы вся грудь огнем горела, и разрывалась от боли от самого простого слова. И хоть она в принципе не знала, с чего подобное выдумала, Инга готова была многое отдать, чтобы понимать его мысли. Лишь бы Нестору не приходилось так себя принуждать. Ведь несмотря ни на что, он раз за разом старался с ней говорить, преодолевая все, чтобы его не терзало.

Близким. Он стал ей очень близким.

Глупо? Вероятно. Но у Инги сейчас не было сил и возможности об этом размышлять. Иногда бесят и самые близкие люди.

– Отпусти! Мне надо выйти! – прохрипела она, ощущая удушье.

Не потому, что он крепко держал.

Ее душил этот дом. Ее истерика. Вся ситуация. Мысли.

– Что с тобой? – повторил он, и не думая ее послушать.

– Ничего!! – она просто не сумела сдержаться.

И даже для себя неожиданно, отчаянно вцепилась в его руки, стараясь освободиться. Принялась извиваться и дергаться.

– Нестор, я просто хочу выйти на улицу! Или я уже и дышать не имею права по своему желанию?! – в каком-то исступленном отчаянном возмущении, закричала Инга. Да, что там, заорала просто. – Я задыхаюсь, понимаешь? Мне нужно выйти!

Ей действительно не хватало кислорода в воздухе. Не по физическим причинам или составу «газовой смеси», которую она вдыхала. Ингу колотило и трясло от переизбытка эмоций.