Интересное время или Полумесяц встает на закате - [23]

Пока девушка покидала помещение, две пары глаз восхищенно взирали на ее идеальные формы. Но едва щелкнул замок, как я обратил все свое внимание на товарища:

— Настоящий мужчина никогда не будет долго смотреть в одну сторону, если там нет замечательных женских прелестей.

— Это точно, командир, — щелкнул пальцами парень. — Тебе банку открыть, я полагаю?

— А ты еще не открыл? — удивился я. — ЖИВО!

— Есть, капитан, — козырнул напарник и достал из пакета две банки пива. Пшикнув, банка перекочевала в мои загребущие лапы, и я с наслаждением присосался к ней.

— Ох, — я даже зажмурился от удовольствия. — Давненько… давненько не пил холодненького. Класс!

Пиво немножко горчило на языке, вызывая целую бурю положительных эмоций. Наконец-то хоть какой-то отдых после вечных перестрелок и прогулок рука об руку с госпожой Смертью.

— Медицина говорит, что скоро на ноги тебя поставит, — сообщил сержант.

— Не-а, — мотнул я головой. — Я еще полежу и на ее попку погляжу. — Я подумал с секунду и припечатал напоследок: — И, может быть, пощупаю.

— Все, — вынес диагноз Аскорбин. — Кэп здоров!

— А я и не болел, — осклабился я. — Еще по одной давай.

Напарник заговорщицки подмигнул и выудил из нагрудного кармана небольшую фляжку с коньяком. Фляга была из закаленного хрусталя. Поэтому я не только разобрал, что внутри, но и полюбовался радужными бликами от приветливого и мягкого итальянского солнца, ласкающего эту землю не один десяток лет.

— Вот это я понимаю, — сказал я. — Подготовился для посещения страждущей души. Объявляю вам благодарность, сержант.

Аскорбин протянул мне флягу:

— Не увлекайся, а то просекут.

— А ты не парься, мелкий. Где наши, кстати?

— На задании, — ответил сержант. — Это… командир, можно глоток?

— Нет, — улыбнулся я хищно. — Это помощь пострадавшим от войны, — и спрятал четвертинку под подушку. Поманив пальцем напарника, я прошептал: — Может, раскачу с сестричкой.

— Ой, Лис, — отошел от меня Аскорбин, — хитрый ты кадр.

— А я еще и не то могу. Ладно, вали на все четыре стороны. Отпускаю. Спасибо, что навестил.

После визита сержанта прошло три дня. Я уже мог — с разрешения врачей — выбираться в госпитальный парк на прогулку. Естественно, в форме; не мог же я разгуливать в одном исподнем по приличному месту. Так что вид у меня был бравый и независимый. Товарищи по несчастью косились на меня с уважением и завистью, а персонал с неодобрением. Впрочем, женская его часть взгляды бросала далеко не двусмысленные, теша мое самолюбие и гордость.

Опираясь на тросточку, я медленно шел к небольшому фонтанчику. Это было мое самое любимое место во всем госпитале. Конечно, на Вечный город открывался хороший вид и из палаты, но я предпочел побродить там, где царила мягкая прохлада и свежесть. Короче, здесь было самое благословенное после Северной Африки место — тенек. Как мало нужно для солдата.

Только я присел на холодный гранит и опустил руку в прозрачную воду, где — вот красота-то! — резвились золотые рыбки и отражались белые облака, лениво плывущие по небосклону, как вдруг…

— И вы здесь, мой рыцарь без страха и упрека? — возле меня остановилась моя медсестричка, иронично глядя на меня.

— Тут-тут, — протянул я. — Где ж мне еще быть?

— В палате, — лаконично ответила девушка.

— Спасибо. Належался уже. Присаживайтесь, — я похлопал ладонью подле себя. — Здесь хорошо.

— Надо же, — девушка присела и улыбнулась мне. — В суровом вояке проснулись чувства.

Я посмотрел на нее отстраненно.

— Это можно воспринять как оскорбление.

— Да ладно вам, — рассмеялась она. — Я не хотела вас обидеть. Извините.

— У вас бы все равно ничего не получилось: я не из обидчивых.

— Зато остры на язык.

— Что есть, того не отнять, — подмигнул я ей. — И я бы не сказал, что вам это не нравится. Даже наоборот.

Мы так просидели еще около десяти минут, болтая о пустяках и не упуская возможности подначить друг друга. Медсестра была уже для меня Софией, а я для нее просто Эрвином. С ней мне было комфортно и возникало такое чувство, будто я снова стал тем двадцатилетним юнцом, а не погрязшим в крови наемником, разменивающим уже четвертый десяток лет. Тридцать три — возраст Христа, мелькнула мысль. Грешно ли такое сравнение?..

София сидела сбоку от меня и завороженным взглядом смотрела мне в глаза, слушая мои стародавние байки из моей молодости, которые я слегка приукрасил. Она даже не заметила (или не обратила внимания), как я положил руку ей на бедро — так меня слушала.

— Кхе-кхе! — любовное наваждение, возникшее между нами, как ветром сдуло. — Развлекаешься, да? — это был Артемьев, остановившийся от нас с Софией в паре шагов. Руку я убрал сразу.

Подрываюсь:

— Здравия желаю, Полковник.

Артемьев козырнул и внимательно посмотрел на медсестру. Девушка бодро вскочила с места и, поправив чепчик, пошла куда-то по своим делам.

— И зачем это вам понадобился капитан Эрвин Бергман? — в обращении я допустил некоторую вольность.

Артемьев пропустил мимо ушей мою выходку.

— Не капитан, — он поднял кверху руку, — а старший капитан.

— Простите, — не понял я.

— Сегодня пришло распоряжение о повышении тебя в звании, Лис. Так что, поздравляю.