– Я тебя очень люблю, Таня. Сегодня я позвоню в консульство и узнаю все про ваши и наши формальности.
– Хорошо. Целую тебя.
– Спасибо, – он помолчал и осторожно положил трубку.
Тут же помчалась минутная стрелка, неторопливо двинулась часовая. Снова покатились мои рабочие сутки.
– Больные, сдавайте термометры! Что там у нас с температурой?.. Подставляем попочку… Замечательно! Держи ватку, держи…
– Тань, а Тань!.. Пока тебя не было, Иван Афанасьевич трое суток стонал, никому спать в палате не давал. А сегодня – огурец! Он в тебя влюбленный. Гы-ы!..
– Во, дурак! Болтает тут!.. Не слушай, Танечка…
– Я вас тоже очень люблю, Иван Афанасьевич. Вот эту таблеточку… Запить теплой водичкой. Если что – зовите. Ладно?.. Ляля! Что это за влажная уборка? Все сначала! Из углов – чтобы не соринки! Почему «утки» с мочой стоят? Вынеси немедленно, и – «ежиком» с горячей мыльной водой. Не халтурь!.. Господи, хоть бы сегодня по «скорой» никого не привезли!.. Миленькие мои больные и выздоравливающие! Через пять минут выключаю телевизор и – отбой!
– Танюша, чай будете с нами пить?
– Обязательно, Владимир Александрович! Вот только свет в палатах выключу…
– Таня, вот…
– Батюшки! Откуда такие цветы потрясающие?!
– Это тебе. Мама принесла.
– Ну, спасибо, кавалер ты мой маленький! Дай я тебя поцелую…
– Тань, иди чай пить!
– Иду.
Когда я вошла в ординаторскую, наше традиционное ночное чаепитие было уже в разгаре. Негромко пел Высоцкий из магнитофончика (Лялька с собой на дежурство таскает), сидел наш молодой доктор Владимир Александрович, Нинка – медсестра с соседнего поста, и вторая санитарка – старуха Сергеевна.
На столе – чайник электрический, пироги с капустой, коржики, колбаска по два двадцать, помидорчики-огурчики… Каждый, кто идет на сутки, обязательно из дому что-либо тащит.
Вошла я в ординаторскую, и силы меня покинули. Колпак крахмальный с головы стянула, туфли скинула и пошлепала босиком.
– А кто в лавке остался? – спросил наш доктор.
– А никого, – ответила Нинка. – Все дрыхнут. Тяжелых нету.
Достала я свою старую сумку, вытащила бутылку яичного ликера «Адвокат», пачки «Данхилла», «Ротманса», «Пелл-мелл» и две плитки швейцарского шоколада.
– Гуляем, ребята!.. – сказала я и рухнула на топчан.
Сергеевна взяла в руки бутылку и спросила:
– Это чего?
– Ну, сладкое! Не помнишь, Сергеевна? Танька уже приносила такую. Из яиц сделано, – ответила Нинка.
– Ой, вкусная!! – вспомнила Сергеевна.
– Откуда это все, Танечка? – Интересуется доктор.
– С работы, – не было сил ничего выдумывать.
– Совместительство, что ли? – позавидовала Нинка.
– Ага.
– Где?
– В «Интуристе».
Смотрю, моя бутылочка уже пошла по кругу.
– Тоже сестрой?
– Милосердия, – усмехнулась я. – Ляль, прикури мне сигаретку и налей чайку. Пусть остынет. Я пока полежу. А то вторые сутки без сна…
– Ну, давайте, – Сергеевна подняла стакан с «Адвокатом». – Тань, может, примешь капельку?
– Таня же не пьет, Сергеевна! Сколько раз говорить? – Нервно заметила Лялька.
– За все хорошее, – Сергеевна шлепнула полстакана.
– Живут же люди, – выпила Нина. – А я все думаю, чего это Татьяна исключительно – сутки через трое?
– Рыба ищет где глубже… – Сергеевна прикончила стакан.
– Закусывайте, Сергеевна! – строго сказал Владимир Александрович. – А то так до утра не дотянете.
Он заметил, что у меня погасла сигарета, и дал мне прикурить моей же зажигалкой.
– Нравится? – Я увидела, как он рассматривает зажигалку.
– Прелесть.
– Возьми себе…
– Что ты!
– Бери, бери. У красивого мужика должны быть красивые вещи, – я и сама не заметила, что разговариваю с ним на «ты». – Ребята, вы одну плитку шоколада распатроньте, а вторую… Сергеевна! Спрячьте вторую плитку для внучки. Вон ту, с собачками.
– Это правильно. Давай, – Сергеевна сунула плитку в карман замызганного халата. – Ты у нас, как божий ангел, Татьяна.
Мне это так понравилось, даже спать расхотелось.
– Кто у нас не охвачен? – говорю. – Нинка, забирай всю сигаретную «фирму»! Оставь открытую пачку. До утра хватит.
– Танюшка! Слов нет!..
– А ты, Лялька, достань у меня из сумки пакет. И примерь. Вроде бы твой размер.
Лялька залезла ко мне в сумку и достала оттуда пакет с натуральными джапанскими кроссовками на липучках. Тут все отпали! Кроме Сергеевны:
– Хорошие тапочки. Ноги в них не потеют?
– «Тапочки»?! – Еле выговорила Нинка. – Да это!.. Это…
– Королевский подарок, – усмехнулся наш доктор.
Лялька – та просто онемела. Стоит, прижала кроссовки к груди…
С днем рождения, Лялька, – устало говорю я. – Желаю тебе всего самого лучшего. И обязательно в этом году поступить в институт.
– Ой, правда! У меня же завтра день рождения!..
– Сегодня, – поправила я ее. – Уже сегодня.
– Дак налить же надо! – решительно взялась за бутылку Сергеевна.
Но в эту секунду в дверях ординаторской появился больной в застиранном байковом халате.
– Извиняюсь, – сказал он, щурясь от яркого света. – Там, кажется,
Иван Афанасьевич умер.
Нас словно взрывом подбросило!
Ох, и надергались мы с этим Иваном Афанасьевичем! Все пытались вытянуть его с того света. Только появится какой-то проблеск, снова старик от нас уходит. Уплывает Иван Афанасьевич по другую сторону бытия, где уже никому ни хрена не требуется.
