Инсургент - [3]

Дед поднял на него глаза, пару секунд пристально изучал лицо лейтенанта Приданникова. Потом отправил в небытие Артузова с видеопластом и сказал:

– Присядь-ка, мальчик мой! Поговорим немного.

Осетр угнездился в уголке знакомого дивана, нахохлился. Будто птица на веточке осенью…

Дед вышел из-за стола и устроился рядом. Сел вполоборота, положил на плечо Осетра правую руку.

– Вот что, Остромир… Ты пойми меня, пожалуйста, правильно… – Он говорил медленно, с паузами, совсем не так гладко, как при отдаче приказов. – У нас с тобой сейчас начался очень сложный период. Ты не должен светиться. У тебя слишком много врагов и слишком мало друзей. Ты понимаешь?

Дед был близкий товарищ, старший брат, отец родной…

– Понимаю, – сказал Осетр деревянным голосом, сдерживаясь, чтобы не сбросить с плеча руку полковника. – Но я хочу ее увидеть. Хоть на минуту. Всего один-единственный раз.

Дед вздохнул. Встал с дивана. Прошелся по кабинету. И снова заговорил.

Однако теперь его речь полилась беспрерывно и журчаще, как безудержный весенний ручеек. Это была речь не товарища, не брата, не отца родного, это была речь пропагандиста.

Ты ведь себе не принадлежишь, лейтенант, давно пора бы уяснить это, гвардеец, на тебя надеются, и если вдруг с тобой что-то случится, то не просто люди потеряют надежду, но над Империей нависнет реальная угроза утраты государственности, неужели ты хочешь, чтобы росичи попали под пяту мерканских сайентологов, не думал, что ты настолько эгоистичен, а ведь тебя «росомахи» воспитали, а быть воспитанным «росомахами» сам знаешь, какое это везение…

Ну и так далее, и тому подобное.

И как ни странно, эта речь полковника Засекина-Сонцева подействовала на лейтенанта Приданникова гораздо сильнее, чем «присядь-ка, мальчик мой!» отца родного. Наверное, такой язык «росомахам» более понятен – слишком много наставлений выслушивали они за время обучения, и наставления эти излагались далеко не отеческим тоном.

Как бы то ни было, а после Дедовой речи Осетр справился с собой. Устыдился – вот ведь приперся грузить командира подобными мелочами! И сказал:

– Простите, Всеволод Андреевич! Я не должен был приходить к вам с такой ерундой!

Дед снова сел и положил ему на плечо руку:

– Да нет, как раз правильно, что ты ко мне пришел, сынок. Потому что это вовсе не ерунда, это настолько не ерунда, что иногда даже страшно становится. Но мы должны уметь с нею справляться. Иначе какие мы, к дьяволу, «росомахи»! Иначе какие мы с тобой гвардейцы! – Дед вернулся за стол. – А теперь свободны, лейтенант! У меня много работы!

– Слушаюсь, господин полковник! – Осетр отдал честь и вылетел из кабинета.

Покинув Деда, он спустился в свой номер, раздумывая по дороге: какой же он «росомаха»?

И решил, что правильный. И даже больше чем «росомаха»!

Вот вы покажите мне «росомаху», который смог бы раскрыть Полину, агента с едва ли не двадцатилетним стажем работы! Не сможете! И правильно не сможете, потому что у других гвардейцев нет возможностей, какие имеются у лейтенанта Приданникова! И пусть Дед думает, что мною можно беспрепятственно командовать. Только произнеси фразу «Магеллановы Облака – достойные спутники нашей Галактики»… Нет, ребята, ржавый болт вам в котловину! Я буду делать вид, что подчиняюсь вашим приказам, но поступать стану в своих интересах! Вот так-то! И никто из вас об этом даже не догадается! Я буду очень мудрый молодой человек, всей натурой подходящий к личине государственного деятеля. Я буду совсем не такой, каким я был на Крестах. Ибо мудрый молодой человек первым делом заподозрил бы неладное со всей этой поездкой на Дивноморье. Часто ли выпускники школы «росомах» получают в качестве поощрения отпуск на курортной планете? Впрочем, кому из других выпускников это известно? Мы верим своим учителям, и если капитан Дьяконов утверждает, что тебя ждет отпуск на Дивноморье, значит тебя ждет отпуск на Дивноморье, и не стоит забивать голову и душу сомнениями… Есть приказ, и надо его выполнять!

Глава вторая

А через час полковник сам вызвал к себе лейтенанта.

И Осетр почувствовал, что его утренний разговор, кажется, сыграл свою роль. Похоже, встреча с Яной все же состоится. А потом он готов на все, что угодно…

– Значит так, Остромир, – сказал Дед, когда Осетр вошел в кабинет. – Мы тут посоветовались немного и решили, что тебе нужно на время исчезнуть из поля зрения потенциальных врагов. Это будет самый лучший вектор развития событий. Ты согласен со мной?

Осетр опешил, потому что только сейчас, в этот самый момент, понял сердцем, насколько опасно его положение. Умом-то он с самого начала понимал это, но, видимо, ум в подобных случаях слегка… как бы это сказать?… заторможен, что ли? Нет, скорее уж – неадекватно воспринимает реальность…

Однако мудрый государственный деятель должен понимать происходящее как умом, так и сердцем. И потому мудрый государственный деятель должен быть с предложением полковника согласен.

Дед ждал его реакции.

– Что скажешь, мальчик мой?

Он опять был отец родной, но теперь Осетру уже стало ясно, что Яны ему в ближайшее время не видать.

– Полагаю, вы правы, Всеволод Андреевич! – сказал он, едва не скрипнув зубами.