Инструментарий человечества - [216]

Б’диккат выразительно закатил карие коровьи глаза и облизнул пухлые алые губы невероятно длинным языком.

– Тогда какой в нем прок?

– Вы можете его принять, – сказал Б’диккат. – После того, как подвергнетесь воздействию дромозоев снаружи этой хижины. И получите все положительные эффекты и ни одного отрицательного. Хотите кое-что увидеть?

А что мне остается? – мрачно подумал Мерсер. Или он считает, что я тороплюсь к кому-то на чай?

– Выгляните в окно, – предложил Б’диккат, – и скажите, что вы видите.

Воздух был прозрачным. Поверхность планеты напоминала пустыню, имбирно-желтую с зелеными полосами в тех местах, где рос лишайник и низкие кусты, очевидно, скрючившиеся и прижавшиеся к земле под воздействием сильных суховеев. Пейзаж был однообразным. В двух-трех сотнях ярдов виднелось скопление ярко-розовых объектов, которые казались живыми, однако Мерсер не мог достаточно хорошо их разглядеть. Еще дальше, на правом краю его поля зрения, была статуя в виде огромной человеческой ступни высотой с шестиэтажное здание. Мерсер не видел, к чему присоединяется эта ступня.

– Я вижу большую ногу, – сказал он, – но…

– Но что? – перебил Б’диккат, словно огромный ребенок, скрывающий кульминацию понятной ему одному шутки. Несмотря на свои размеры, в сравнении с пальцами колоссальной ноги он казался карликом.

– Но это не может быть настоящая нога, – сказал Мерсер.

– Может, – ответил Б’диккат. – Это ход-капитан Альварез, который открыл эту планету. Прошло шесть сотен лет, а он по-прежнему в неплохой форме. Конечно, теперь он по большей части дромозой, но, думаю, внутри него еще сохранились искры человеческого разума. Знаете, что я делаю?

– Что? – спросил Мерсер.

– Впрыскиваю ему шесть кубиков суперкондамина, а он для меня фыркает. И это по-настоящему счастливое негромкое пофыркивание. Посторонний может принять его за извержение вулкана. Вот на что способен суперкондамин. И вы его получите вдоволь. Вы счастливчик, Мерсер. У вас есть я – и моя игла. Я делаю всю работу, а все удовольствие достается вам. Приятный сюрприз, согласитесь.

Ты лжешь! – подумал Мерсер. Лжешь! Откуда тогда берутся крики, которые транслируют в День возмездия? Зачем доктор предложил убить мой мозг и лишить меня глаз?

Человек-бык печально, с обидой посмотрел на него и очень грустно произнес:

– Вы мне не верите.

– Это не так, – возразил Мерсер, пытаясь быть дружелюбным, – но мне кажется, вы что-то недоговариваете.

– Разве что по мелочи, – ответил Б’диккат. – Вы будете дергаться при контакте с дромозоями. Вам будет не по себе, когда у вас начнут расти новые части тела – головы, почки, руки. Один парень отрастил тридцать восемь ладоней за один сеанс снаружи. Я их все отрезал, заморозил и отправил наверх. Я хорошо забочусь обо всех вас. Возможно, некоторое время вы будете кричать. Но помните, просто зовите меня Другом – и я буду держать для вас наготове величайшее удовольствие во вселенной. А теперь хотите яичницу? Я сам не ем яиц, но большинству настоящих людей они нравятся.

– Яйца? – переспросил Мерсер. – Какое отношение к этому имеют яйца?

– Никакого. Это просто лакомство для вас, людей. Набейте чем-то желудок, прежде чем отправитесь наружу. Так вы легче перенесете первый день.

Не веря своим глазам, Мерсер смотрел, как здоровяк достает из холодильника два драгоценных яйца, ловко разбивает на сковородку и ставит ее в тепловое поле в центре стола, на котором очнулся Мерсер.

– Друг, да? – Б’диккат ухмыльнулся. – Видите, я хороший друг. Помните об этом, когда отправитесь наружу.

Час спустя Мерсер отправился наружу.

Испытывая странную умиротворенность, он стоял в дверях. Б’диккат добродушно подтолкнул его, мягко, словно подбадривал.

– Не заставляй меня надевать мой свинцовый костюм, дружище. – Мерсер видел этот костюм, размером со стандартную кабину космического корабля, на стене в соседней комнате. – Когда я закрою эту дверь, откроется внешняя. Просто иди наружу.

– Но что будет дальше? – спросил Мерсер. Страх ворочался у него в желужке и щекотал горло изнутри.

– Не начинай снова, – ответил Б’диккат. Целый час он отмахивался от вопросов Мерсера про внешний мир. Карта? Б’диккат рассмеялся. Пища? Велел не тревожиться. Другие люди? Они там будут. Оружие? Зачем? Снова и снова Б’диккат повторял, что он друг Мерсера. Что случится с Мерсером? То же, что и со всеми остальными.

Мерсер вышел наружу.

Ничего не произошло. День был прохладный. Ветер мягко овевал его загрубелую кожу.

Мерсер нерешительно осмотрелся.

Огромное тело капитана Альвареза занимало большую часть пейзажа справа. Мерсер не хотел с ним связываться. Он оглянулся на хижину. Б’дикката у окна не было.

Мерсер медленно зашагал вперед.

На земле что-то сверкнуло, будто Солнце отразилось от осколка стекла. Мерсер ощутил укол в бедро, словно легкое касание острым инструментом, и потер это место рукой.

Казалось, небо рухнуло на него.

Боль – не просто боль, живая пульсация – пронеслась от бедра к правой ступне. Достигла грудной клетки, и Мерсер утратил возможность дышать. Он упал, и земля причинила ему боль. На гостеприимном спутнике не было ничего подобного. Он лежал под открытым небом, стараясь не дышать, но все равно дышал. С каждым вдохом боль двигалась в его горле. Он растянулся на спине, глядя на Солнце. И наконец заметил, что оно бело-фиолетовое.