Инструментарий человечества - [15]

– Я не покину ферму. Просто поброжу вокруг. Мне нужно подумать.

– Тогда думай, Род, – с большей теплотой сказала Элеанор. – Думай. Если спросишь меня, тебе следует жить с семьей…

– Я помню, что ты говорила, – перебил он. – Сегодня я не собираюсь принимать крупных решений, Элеанор. Просто гулять и думать.

– Ну ладно, господин и владелец. Гуляйте и думайте о земле, по которой ступаете. Теперь это ваша забота. Я рада, что мой отец произнес слова официального нищего. Раньше мы были богаты. – Внезапно она просветлела и рассмеялась. – Но это ты тоже уже слышал, Род. Вот твой обед. У тебя есть вода?

– Я стащу ее у овец, – непочтительно ответил он. Она знала, что это шутка, и дружески помахала ему на прощание.

Старый-престарый провал находился позади дома, поэтому Род вышел через переднюю дверь. Он хотел пройти длинным окольным путем, чтобы ни людские глаза, ни людские разумы не раскрыли случайно секрет, который он нашел пятьдесят шесть лет назад, когда ему впервые было восемь. Несмотря на боль и неприятности, он запомнил этот живую, яркую тайну – глубокую пещеру, полную сломанных, запретных сокровищ. Туда ему и следовало направиться.

Солнце стояло высоко в небе, выделяясь светло-серым пятном над серыми облаками, когда он скользнул в провал, на вид напоминавший старую оросительную канаву.

Род прошел по канаве несколько шагов. Потом остановился и внимательно, очень внимательно прислушался.

Никаких звуков, не считая храпа молодого стотонного барана в миле от него.

Затем Род огляделся.

Далеко в небе парил полицейский орнитоптер, ленивый, как сытый ястреб.

Род предпринял отчаянную попытку услыжать.

Разумом он не услыжал ничего, однако его уши слышали медленную, тяжелую пульсацию собственной крови в голове.

Он рискнул.

Люк был здесь, прямо за краем канавы.

Род поднял его и, оставив открытым, уверенно нырнул внутрь, словно пловец в знакомый пруд.

Он знал дорогу.

Одежда немного порвалась, но благодаря весу собственного тела он проскользнул в узкий дверной проем.

Он поднял руки и, словно акробат, схватился за внутреннюю ручку. Дверь за ним захлопнулась.

Как страшно ему было, когда он в детстве впервые попал сюда. Он спустился по веревке с фонариком, не понимая значения люка на краю канавы!

Теперь все было просто.

Род со стуком приземлился на ноги. Вспыхнули противозаконные яркие старые огни. Замурлыкал осушитель, чтобы влага дыхания Рода не повредила сокровища в комнате.

Здесь лежали десятки драматических кубов с проекторами двух видов. Здесь были груды одежды для мужчин и женщин, оставшиеся с незапамятных времен. В сундуке в углу даже хранился маленький механизм из периода до Космической эпохи, грубый, но прекрасный хронограф без поглотителя вибраций, с древним именем «Жежер-Лекультр», написанным на поверхности. Прошло пятнадцать тысяч лет, а он по-прежнему отсчитывал земное время.

Род сел в совершенно недопустимое кресло – оно напоминало сложную конструкцию из подушек на центральной раме. Одного прикосновения к нему было достаточно, чтобы исцелить тревоги Рода. Одна ножка у кресла была сломана, но именно с ее помощью его девятнадцатикратный прадед нарушил Полную Очистку.

Полная Очистка была последним политическим кризисом на Старой Северной Австралии много веков назад, когда оставшихся недолюдей отловили и выгнали с планеты, а все вредоносные предметы роскоши передали властям Содружества, чтобы те перепродали их прежним владельцам за цену, в двадцать тысяч раз превышавшую реальную стоимость. Это была последняя попытка сделать севстралийцев простыми, здоровыми и благополучными. Каждый гражданин должен был поклясться, что сдал все предметы, и за этой клятвой следили тысяча телепатов. Продемонстрировав свою ментальную мощь и хитроумное коварство, Род Макбан CXXX нанес символические повреждения своим любимым сокровищам, некоторые из которых, например инопланетные драматические кубы, даже нельзя было покупать, и смог спрятать их в малозначимом углу своего поля – спрятать так хорошо, что ни грабители, ни полиция не наткнулись на них в последовавшие века.

Род взял свой любимый куб, «Гамлета» Уильяма Шекспира. Куб был сделан так, чтобы без проектора включаться от прикосновения настоящего человека. Верхняя плоскость куба становилась маленькой сценой, на которой появлялись яркие миниатюрные актеры, говорившие на древнем аглицком языке, очень похожем на старый северный австралийский; представление дополняли телепатические комментарии на старом общем языке. Поскольку Род не мог полагаться на телепатию, он неплохо выучил древний аглицкий, пытаясь понять трагедию без комментариев. Начало ему не нравилось, и он тряс куб, пока пьеса не подошла к концу. Наконец он услышал любимый, знакомый, высокий голос Гамлета из последней сцены:

Я гибну, друг. – Прощайте, королева

Злосчастная! – Вам, трепетным и бледным,

Безмолвно созерцающим игру,

Когда б я мог (но смерть свирепый страж,

Хватает быстро), о, я рассказал бы…

Но все равно, – Горацио, я гибну.

Род очень аккуратно встряхнул куб, и сцена проскочила несколько реплик. Гамлет продолжал говорить:

…какое раненое имя,

Скрой тайна все, осталось бы по мне!