Инстинкт охотника - [18]

— Может, это подойдет? — спросила продавщица, протягивая ей бикини жуткой расцветки.

Хотя Гилберт и был занят разговором с сыном, Конни все же почувствовала его взгляд. Стоя в одних трусиках и бюстгальтере, она покачала головой.

— Нет, спасибо. Я возьму закрытый. — Голос ее совершенно сел.

Продавщица отошла, и Конни поспешно сменила белье на купальник. Она успела вовремя, так как продавщица появилась снова, так же бесцеремонно отдернув занавеску. Она явно решила, что Гилберт — муж, а Эрик — их сын.

— Покажитесь, — сказала продавщица и, прежде чем Конни успела возразить, вытащила ее из примерочной.

Гилберт осмотрел Констанцию беглым взглядом, который вдруг замер на ее груди.

— Прелестно, — сказал он.

Конни не могла его винить за этот взгляд. Хотя она и не была уж слишком полногрудой, косточки лифчика так стиснули и приподняли грудь, что купальник, казалось, вот-вот лопнет, а груди как две спелые тыквы выкатятся и запрыгают по полу магазина.

— Этот купальник мне мал, — сказала Конни, подавляя желание закрыть грудь руками и спрятаться в примерочной.

— Разве? — Губы Берта дрогнули. — Нет. По-моему, в самый раз.

Конни скрипнула зубами.

— Может, этот подойдет? — предложила продавщица, указывая на черный элегантный купальник в витрине.

— Это уже лучше, — сказала Конни и посмотрела на цену. — Но дороже, чем я могу позволить себе.

— Давай, я куплю его тебе, — предложил Гилберт.

— Нет, спасибо.

— Нет? — удивленно переспросил он.

— Я предпочитаю сама платить за себя. Купальник оставим до следующего раза, а все остальное возьму, — сказала она продавщице и вернулась в примерочную.

На этот раз переодеться ей никто не помешал.

Два дня спустя Конни поняла, что медлительность прислуги в первый рабочий день не была исключением. Любое дело Глория делала старательно и хорошо, но до невозможности медленно. Она примерно час возилась с утюгом, и, хотя каждая выглаженная вещь могла претендовать на золотую медаль конкурса гладильщиц, в корзине по-прежнему возвышалась куча белья.

— Скоро вернется мистер Барбер, — сказала Конни. — Может, гарнир к мясу приготовлю я?

— Ммм, — мечтательно протянула Глория.

Эта худенькая женщина в сереньком, невзрачном платье большую часть времени пребывала в мечтах, и в ее медлительности было что-то лунатическое. Глория с гордостью объявила, что в следующем году выходит замуж за зубного врача с большой практикой. Так что, по-видимому, мечтала она о нем.

Конни чистила картошку, когда на кухню вбежал Эрик. После обеда он долго играл во дворе и теперь его щечки стали ярко-розовыми. Сев к столу, мальчуган открыл чемоданчик, который повсюду носил с собой, и вытащил пачку фотографий.

— Это моя мама, — сказал он, показывая Глории снимок.

Утюг продолжил свое медленное скольжение.

— Угу, — сказала женщина.

— Ее зовут Мэри, она очень красивая.

— Угу.

Неудовлетворенный таким ответом Эрик повернулся на стуле к Конни.

— Это моя мама, — повторил он, протягивая снимок.

Констанция наклонилась, взглянула, и ее сердце пронзила ревность. Она предполагала, что жена Гилберта Барбера должна быть красивой, но портрет превзошел все ее ожидания. У этой женщины были огромные голубые глаза, правильный овал и тонкие классические черты лица, каскад пепельных волос до плеч. Настоящая кинозвезда. Мерилин Монро.

Смекнув, что получил благодарного слушателя, Эрик вытащил всю пачку снимков.

— А это мама и папа вместе во Флориде.

На фотографии во весь рост на зеленой лужайке стоял Гилберт. Он обнимал жену за плечи. Оба улыбались.

— Они здесь оба красивые, — заметила Конни и опять занялась овощами.

Мэри Барбер действительно была хороша собой и фотогенична. Высокая, стройная, очень женственная, милая — создание, которое наверняка вызывало у супруга одновременно гордость и истинно мужское желание защищать и оберегать ее. Конни вдруг снова, как в детстве, почувствовала себя недомерком и гадким утенком. Вот Мэри явно никогда не испытывала самоуничижительных чувств. Даже сама мысль об этом была абсурдной. Мэри всегда получала любовь, бережную заботу и защиту от жестокого мира.

— Мама и папа брали меня с собой на пикники во Флориде, — заявил Эрик. — Они мне покупали вкусное мороженое целыми бочками.

— Это тебе папа рассказывал? — спросила Конни.

— Нет, я сам помню. — Малыш гордо вздернул подбородок. — Я помню, как мама укутывала меня одеялом, как пела мне песни и укачивала, когда мне что-то плохое снилось. Я тогда был совсем маленьким, но все помню. Один раз папа с мамой возили меня в…

Последовала длинная история о пикнике на острове. Конни вздохнула. Эрику было всего три года, когда его мать умерла, — значит, эти воспоминания не могут быть настоящими. Видимо, мальчуган повторяет рассказы отца или выдумывает сам.

Она приготовила гарнир к мясу — овощи, зеленый горошек и кукурузу. К счастью, Глория все же успела поставить мясо в духовку. Послышался звонок в дверь.

— Это папа! — крикнул Эрик и помчался к двери.

— Не думаю, — отозвалась Конни, спеша следом за малышом в холл. — У него есть ключи.

Она открыла дверь.

— Еще лучше, — объявила Конни. — Это мой чемодан.

Радость от воссоединения со своими вещами была так велика, как от дня рождения и Рождества вместе взятых. Она пошла в спальню и переоделась.