Инстербург, до востребования - [31]

— Вы мне тоже нравитесь. Я сейчас вообще не хочу ничего пить. Достаточно просто смотреть на вас.

— Вам нравятся бисексуалки? Сейчас начнётся допрос: «Как вы к этому пришли?» Мужчины это обожают.

— Наверно, просто хотим знать, что на самом деле.

— А зачем вам то, что на самом деле? Будет удобнее домыслить самостоятельно: несчастное создание, разочаровавшееся в мужиках по причине сексуальной неудовлетворённости, которое обязательно снова повернётся к ним лицом, когда явится папик на белом автомобиле с белыми розами и навешает лапши на уши. Кстати, я эти веники терпеть не могу.

— А я наоборот люблю цветы. Можете думать про меня, что хотите.

— Знаете, кого вы мне напомнили? Мне когда-то давно нравилась одна девушка, натуралка, вы с ней похожи, как брат и сестра. У неё была ностальгия по пятидесятым, она слушала старый рок, джаз и читала битников. Она потом уехала к отцу в Варшаву. Вам бы она тоже, наверно, понравилась. Она дала мне почитать Керуака, и я спросила, не хочет ли она сама путешествовать автостопом, и она ответила: «Что ты, как можно, я боюсь. Вот если бы я была парнем…» Я потом часто её вспоминала. После того, как она уехала, я подумала: а почему бы и нет? Вряд ли на дороге сейчас так страшно, как передают в новостях по телевизору. Если я верю во всю эту чушь в новостях, я, значит, должна верить, что наш президент укрепляет экономику, чего и близко нет, и в то, что азартные игры — это не лохотрон, а честный способ заработка, а стирать бельё нужно только тем порошком, который каждый день показывают в рекламе. Она не знает, что я стала автостопщиком, я её с тех пор не видела. Наверно, лично ей я ничего не хотела доказать, но, может быть, она бы за меня порадовалась, если бы узнала. Не знаю, зачем я вам всё это говорю.

— Если бы не сказали, я бы не узнал, какая вы замечательная.

— Разве я замечательная?

— Не такая, как все эти бабы. «Неужели ты не можешь идти медленнее? Я на каблуках не успеваю! Я что — спортсменка, бегать за тобой?! Помоги мне перейти через улицу! А ещё мне нравится это кольцо в витрине. Ты что, намёков не понимаешь? Ты бы ещё с двумя копейками на улицу вышел! А вчера тебе ста рублей на гвоздики для Марь Петровны было не жалко, хотя пела она, как дверь несмазанная! Почему ты не понимаешь, что твой долг — полностью обеспечивать семью? И давай поедем на такси, ну, как я в переполненный автобус полезу в такой юбке?» Я почти уверен, что никогда бы не услышал этого от вас.

— Вот гады, — послышался голос Саши Остропольского. Он подошёл минуту назад и обнаружил, что его в прямом смысле слова в упор не видят.

— Не волнуйся, — сказал Миша. — К тебе мы не пойдём.

* * *

Несколько раз Мишу пытались увести к себе пить музыканты, потом его отозвал в сторону пейсатый юнец, смахивающий на ешиботника. Остропольский пояснил:

— Каббалисты, хасиды. С другими он редко общается. Это так, к слову, чтоб ты поняла, с кем связалась.

— Ты сердишься? Я теперь сдохну от чувства вины.

— Да на кой чёрт ты мне нужна, коза драная, ещё сердиться на тебя. А на него и тем более невозможно. Он хороший парень, добрый, отзывчивый, даже практичный на свой извращённый лад. Считается, что возвышенные натуры гвоздя не забьют, но по-настоящему возвышенные справляются с бытом на удивление легко. В их душах горит священное пламя, поэтому у них всё горит в руках. Он, правда, чокнутый, как и все каббалисты, и мамаша у него чокнутая, но это ничего.

— Как страшно жить.

— Подожди. Ты видела, что у него руки в шрамах? Там всё на хрен было переломано, после такого не играют вообще, а смиряются с пенсией по инвалидности.

— А что случилось?

— Хохляцкие скины. Миша после этого уехал в Израиль и два года жил в общине вроде Цфата, куда не пускают людей младше тридцати, но для него сделали исключение… Он хорошо играет. Говорят, хуже, чем раньше, но ненамного. Ну, и, соответственно, с тех пор считает всех, кто на подобное не способен, слабаками. Просто предупреждаю.

— И чего ради ты мне пересказываешь его биографию?

— Да так, на всякий случай. Вдруг что серьёзное случится, — сказал Остропольский и ушёл.

* * *

Если бы можно было вступить в брак с женщиной, думала Ася иногда. Они целовались бы днём на улице — не так, как обычно целуются при встрече подруги, а так, как им хочется. И она притворялась бы гораздо меньше, чем если бы рядом был мужчина — потому что ни с одним, даже самым красивым мужчиной ей никогда не хотелось связываться всерьёз, а красивых мужчин ей даже было жаль связывать. Ты наклоняешься к нему и слышишь, как шуршат серые страницы гражданского кодекса. Ты хочешь уйти, но нужно предварительно разделить имущество, которое после беседы с юристами хочется уже не разделить, а сжечь. Ведь чаще всего случается худшее: он любит тебя, но истолковывает твои поступки не так, как подсказывает здравый смысл, а так, как советует ведущий журналист «Плейбоя», и никакая любовь не сделает его умнее.

Да и что значит — «притворяться», слово из лексикона юных максималистов; пускай малолетки обвиняют в притворстве себя и других. К двадцати шести годам она устала от левацкого пафоса. Лучше, когда — не такие быстрые шаги, не такие громкие лозунги: великие конформисты, такие, как Лютер, Вольтер, Екатерина Вторая, умели извлечь выгоду из времени, потому что видели его насквозь и чувствовали, как оно изменится в следующий момент, а, главное, как им самим стать благодаря этому свободнее: настоящий конформист всегда свободен, он умеет добиваться для себя любых удобств, чаще — духовных, понимая, что без них ничего нет. Можно всем противоречить и идти напролом, как Томас Мюнцер, считавший Лютера излишне либеральным, — ну, и чего он добился?