Инспектор угрозыска - [9]

– А что же?

– На машине точно написано «Прокат» или это детская фантазия?

– Точно, – заверил я.

– Тогда… Тогда это «Ганза». «Ганза Телеграм» модели «А-6». Точно! – безапелляционно воскликнула замначальника. – Её можно легко опознать по характерным подфарникам. У «Патфиндера» не такие.

– А вы ведь про надпись спросили не случайно? – заметил я.

– Конечно, – кивнула товарищ Рихтер. – Несколько месяцев назад такой автомобиль был закуплен гражданином Манкевичем. Он как раз собирался открыть свой прокат легковых авто. Я вам помогла, товарищ…

– Быстров, – подсказал я и улыбнулся. – Вы нам очень помогли, товарищ Рихтер. Даже слов нет.

На её лице тоже промелькнула довольная улыбка, но потом женщина подобралась и стала серьёзной, я бы даже сказал – слишком серьёзной.

– Скажите, товарищ Быстров, как вы относитесь к техническому прогрессу?

Меня удивил этот вопрос, но я посчитал, что обязан на него ответить, хотя бы из чувства благодарности.

– В целом положительно.

– Тогда, надеюсь, вы не разделяете мнение, что машина – чуждое для нас явление, и наше всё – это лошадь.

– Конечно. Кто мог сморозить такую глупость? – удивился я.

– Боюсь, что слишком многие, – загрустила Рихтер. – Причём, на самом верху. У меня есть сводки по САСШ – там, по дорогам бегают миллионы машин: от грузовиков до легковушек. И это как нельзя лучше опровергает постулат, что автомобиль есть буржуазный, а не рабоче-крестьянский экипаж в силу своей дороговизны… Мне кажется, не всё руководство в стране понимает, что за автомобилем – будущее.

Стало ясно, что у неё накипело, и товарищ Рихтер говорит о больных вещах.

– Когда я привожу этот довод, мне говорят – дескать, да, но прежде чем выпускать машины, надо делать дороги, много хороших дорог, иначе автомобилям негде будет ездить. А я снова парирую примером Америки, где сначала стали делать машины, а уже это потянуло за собой и строительство дорог. И что касается дороговизны… Чем больше мы будем выпускать своих автомобилей, тем дешевле они будут обходиться. В идеале, мы должны производить лёгкие полугрузовики, хорошее подспорье для крестьянина, мелкой торговли и промышленности.

Я понимающе кивнул. Оказывается, концепция «Газели» родилась не в девяностые. Вот только ждать её воплощения пришлось много лет.

– А адресок этого Манкевича можете подкинуть? – перебил нашу футуристическую беседу нетерпеливый Коля.

– Могу, – вздохнула Рихтер. – Только не домашний, а его гаража.

– Даже лучше, – обрадовался Коля. – Вы его скажите, пожалуйста, а я запишу.

И он с готовностью достал из внутреннего кармана пиджака замусоленную тетрадку и огрызок карандаша.

Замначальника покопалась в своих записях, нашла нужную и стала диктовать.

Гараж Манкевича находился на Большой Якиманке.

– Знаю, где это, – довольно осклабился Коля. – Тогда не будем терять времени, едем.

– Большое спасибо, товарищ Рихтер, – произнёс я.

Замначальник подумала и деловито протянула руку для прощания. Я пожал её с огромным удовольствием.

– Если что – обращайтесь. Помогу с удовольствием, – сказала товарищ Рихтер.

Мы с Колей вышли из её кабинета.

– Какая женщина! – с восторгом произнёс он.

– Ты ж вроде женат, – заметил я.

– Женат, – опечалился Коля. – Но, как мне кажется, верность жене – мещанские штучки. Надо быть выше этого.

– Настучит тебе супруга по башке – тогда и узнаешь, что это за штучки, – подхватил его шутливую интонацию я.

– Тебе легко, ты холостой.

– Это ненадолго, – радостно сказал я. – Сегодня схожу на телеграф, отстучу своим телеграмму. Пусть приезжают.

Эта мысль пришла мне в голову только что. Кажется, история с Бокием закончилась, всё вернулось на круги своя. А значит, пора задуматься о семейном положении и переходу в другой статус.

Глава 5

Но, прежде чем идти на телеграф, мы поехали искать гараж Манкевича. Слабо верилось, что удастся сразу вычислить и арестовать всю банду, но… почему бы не попробовать?

Коля горел желанием сразу брать Манкевича за жабры и трясти всю подноготную, я же всю дорогу уговаривал его для начала осмотреться, а уже там видно будет.

Большая Якиманка полностью соответствовала своему названию и тянулась километра на полтора. Я слышал, что это одна из наиболее пострадавших улиц центра столицы, которой конкретно досталось в семидесятых-восьмидесятых, когда было принято решение капитально её перестроить, превратив в современный широкий проспект.

Фирма Манкевича располагалась неподалёку от двухэтажного кирпичного здания меховой фабрики, чьи стены ещё сохранили имя прежних хозяев – купцов Сорокоумовских.

– Нам сюда, – кивнул Панкратов, показывая на капитальное сооружение с рекламной вывеской, гласящей, что здесь находится прокатная контора «Манкевич и К».

– Коля, бога ради, только сразу удостоверением не свети, – попросил я.

– Да хватит тебе! Все уши уже прожужжал, – недовольно скривился Панкратов. – Лучше скажи – чего ты так боишься этого Манкевича? Дай мне пять минут, и я его мехом наизнанку выверну.

– С чего ты решил, что я его боюсь?

– Ну как же… «не трожь», «удостоверением не свети», – передразнил меня Панкратов.

Я остановился.

– Коля, ты забыл – у нас на Манкевича нет ничего, кроме свидетельских показаний мальчишки, который видел трёх бегущих мужчин, которые сели предположительно в авто Манкевича. Мы понятия не имеем, имеют ли эти три спортсмена хоть какое-то отношение к ограблению типографии. А машину Манкевича они могли просто нанять… Понимаю, звучит глупо, но юридически наша позиция так себе. Нормальный адвокат напустит на нас всех собак и будет прав.