Иноземцы на русской службе - [56]

В завершение Протопопов излагал предложение саксонской стороны: послать к абиссинскому правителю русских послов от государя «единой с ними, греческого закона, веры», побуждая абиссинского владыку к союзу и действиям против турок. Впрочем, вскоре планы эти испарились: герцог Эрнст тяжело заболел, а сын его Фридрих идею союза со столь дальним государством отверг.

Вернувшись снова в Москву, Ринхубер поступил в русскую службу «дохтуром Аптекарского приказа». Но медицинская практика его привлекала мало. Он грезил дальними экспедициями в Африку и Азию и еще некоторое время пытался уговорить Матвеева снарядить миссию в далекие края. Если не в Африку, так хотя бы в Персию…

Тем временем в Москве наблюдался, можно сказать, «театральный бум». Театр захватил царя, и, чтобы развить так хорошо начавшееся дело, пастору Грегори было приказано основать в Немецкой слободе «комедийную» школу». Курировал это начинание Артамон Сергеевич Матвеев, лично отобравший из москвичей Мещанской слободы 26 человек, которых по его приказу 16 июня 1673 года отправили в распоряжение пастора. Учащемуся школы была положена стипендия, «покамест в ученье будет, по 4 деньги надень».

«Первый выпуск» школы состоялся в октябре 1673 года, когда на новой дворцовой сцене был сыгран «дипломный спектакль» «История в лицах о праведном Товии». Постановка недешево обошлась казне, однако было сочтено, что затраты вполне окупились: спектакль имел успех и по приказу царя школа продолжила работу.

Новыми премьерами стали спектакли по духовной пьесе «Иосиф» и светской — «Баязет». В рождественский мясоед 1674 года комедии давались в Кремлевском дворце; 24–26 февраля, на Масленичной неделе, в Преображенском, а 27 февраля в Кремле. Так как не было двойного комплекта театральных принадлежностей, то декорации и весь реквизит перевозили с места на место; из списка перевозимого имущества видно, что придворный театр был обеспечен всем необходимым. В перечне назначенного к перевозке театрального скарба значились орган, рамы, на которые натягивались холстины декораций, ковры, сукна, столы «и всякий иной наряд»; для перевозки всего этого требовалось восемнадцать подвод.

Во время масленичных гуляний на старой сцене в Преображенском играли спектакль «Как Юдифь отсекла голову царю Олаферну». Музыкальное оформление обеспечивали «на органах немцы да люди двора Артамона Сергеевича Матвеева». А в последний день Масленицы в Преображенском дано было музыкальное представление. Слушателями кроме царского семейства были бояре, окольничие, думные дворяне, думные дьяки, ближние, стольники и «всяких чинов люди».

После наступления Великого поста 1674 года имущество театра снова увезли в Москву, спектакли были прекращены — в пост не играли на русской сцене никогда. Последние представления в Кремле были в зимний мясоед 1675 года — одно из них 11 февраля, в четверг на Масленице, началось в десятом часу вечера, а кончилось в пятом часу пополуночи, следовательно, продолжалось около семи часов.

Осенью 1675 года были, вероятно, опять представления в Преображенском, а в Кремлевских палатах состоялась гастроль фокусника, прибывшего в свите австрийского посла Баттони. Тогда в дипломатические вояжи отправлялись большими компаниями, везя множество служителей разного рода, не имевших к дипломатии никакого касательства, в том числе искусников по части развлечений. Привезенный австрийским послом престидижитатор поразил всех своим искусством. Ловкость его была такова, что русские зрители «считали его чародеем, который морочит людей бесовской силой».

Прослышав об этом искуснике, немецкие и русские актеры московского придворного театра стали просить посольских чинов разрешить ему принять участие в постановке новой комедии, которую они готовили. Австрийскому послу говорили, что участие такого мастера доставит русскому царю и царице огромное удовольствие, а это может весьма благотворно отозваться на исполнении данных ему от его собственного государя поручений. На это посол ответил, что и рад бы был, но срок его посольства вышел, все дела исполнены и ему надлежит в ближайшее время покинуть Москву, а оставить здесь своего человека одного он не решается именно из-за того, что его выступление может слишком понравиться русскому царю. Акцент делался на этом «слишком», поскольку всем были известны случаи, когда иноземцы, чем-либо особо глянувшиеся русским правителям, удерживались в России силой.

Когда слух об удивительном престидижитаторе достиг царских ушей, посольство Баттони уже выехало из Москвы, и ему вслед был отправлен не кто-нибудь, а сам Павел Менезий, который уже был в чине генерала. Так его отметили главным образом за поведение в Риме, где он, католик, имея аудиенцию у папы, все же не принял от него грамоту, в которой титул русского царя был понижен, и вообще проявил твердость в отстаивании интересов пославшего его государя.

Генерал Менезий погнался за посольством Баттони и настиг его в Смоленске, где вступил в переговоры с господином посланником, прося отпустить престидижитатора вместе с ним в Москву. Генерал давал послу гарантии того, что, выступив в Москве перед самим царем, фокусник будет щедро награжден и отпущен в свое отечество. Господин Менезий справился и с этим поручением — Баттони согласился отпустить фокусника, если тот сам пожелает ехать. Соблазненный посулами, артист недолго колебался и отправился в обратный путь. Прибыв снова в русскую столицу, он дважды выступил в Кремлевских палатах, приведя в изумление царя и царицу своей ловкостью, после чего был осыпан наградами и вполне благополучно выехал из страны.