Иностранный легион - [162]

У новичков здесь отбирают все личные вещи, в том числе документы, деньги и записные книжки.[680] Очевидно, это делается затем, чтобы затруднить уход новобранцев из Легиона, если им это вздумается. Далее Богданов-Дариус описывает, как строй кандидатов в легионеры повели на ужин: «Мы шли, и капрал стал на нас орать, причем ругань была практически на всех языках сразу, но чаще других повторялось слово «курва»: одно время в Легионе было много поляков. На еду нам отвели не больше 10 минут, а затем с криком выгнали на улицу и погнали обратно… Здесь приходится отказываться не только от прошлой жизни, но и от собственного имени: «так лучше, меньше проблем, если что»… К построению в Легионе относятся особенно ревностно. Раздался свист. Все побежали. На ходу мне объяснили, что это — сигнал к построению. Время было зимнее, но снега тут нет, зато есть дождь. Весь плащ был грязный и мокрый. Раздались команды на всех языках: «Ложись!» Мы легли и стали ждать. Мы пролежали около 3 минут, затем стали отжиматься. Данная процедура называется «сушкой». После данной процедуры кандидатов в легионеры, уже в Марселе, снова построили: «На улице было прохладно, но попрыгать или попытаться согреться в таком случае не советую. Кто-то впереди попытался потереть руки — и тут же вылетел из строя. Ему пришлось отжиматься, и он был грязный и мокрый, а день только начинался».[681] Картина обращения в Легионе с новичками складывается из таких эпизодов: «Нас, 12 человек русских, отправили в наряд по столовой. Мы быстро убрали свой зал и перешли в легионерский. Он был такой грязный, что нам стало страшно. Свинарник по сравнению с тем, что мы увидели, просто образец чистоты». Положение легионера-новобранца здесь тяжелое со всех сторон: отобранные при поступлении деньги здесь не возвращают, а на неделю выдавались 50 франков, которых почти никому не хватало, т. к. даже пачка нормальных сигарет здесь стоила 12 франков. Надо сказать со слов Богданова-Дариуса и о контингенте тех, кто поступает и сегодня в Легион: «Макс был рослым, крепким парнем. Личность — заурядная, по манере разговора — «из братвы». Однажды он признался, что состоял в «бригаде», была стычка, и он слинял, не сказав никому ни слова. Он попросил нас отправить домой письмо. Дело в том, что до определенного момента будущий легионер не имеет связи с большим миром до окончания учебного лагеря или после 3 месяцев службы, когда тебе дадут первую возможность выйти в город». А вот другой представитель русских Легиона: «Уфимец прозвище получил «Дурь». Он был крутым в области наркотических средств, мог дать характеристику любому зелью». Отношение к кандидатам в легионеры нисколько не улучшается и после того, как таковых переводят в разряд волонтеров. Как свидетельствует Богданов-Дариус, «с этой недели начинаются занятия по строевой подготовке. Довольно гнусное занятие, когда за любое неправильное движение легко нарваться на затрещину от капрала… Кроме того, все воспоминания легионеров-новобранцев относительно начала их службы содержат множество примеров того, как их там били. Сопротивляться нельзя — или выгонят на улицу без гроша в кармане без права вернуться, или искалечат. За малейшие провинности заставляют отжиматься. Как ни странно, но здесь сознательно легионное начальство к желающим стать легионерами подводит «подсадных», которые с ними провоцируют драки. Очевидно, это делается для того, чтобы выяснить поведение будущего легионера в «сложной ситуации», а также для того, чтобы устранить неподходящих Легиону солдат, которых выгоняют «за нарушение дисциплины и драку».[682] Той же участи подвергается и тот, кто говорит неправду или похоже на то, что он это делает. Врать здесь бесполезно, все равно поймают с помощью отлично налаженной методики проверки с помощью тестов и «бесед», так что лучше говорить о себе правду, какой бы она ни была. Здесь надо помнить, что легионному начальству все равно, преступник ты или нет, главное, чтобы ты был хорошим легионером. Причем здесь хотят знать о человеке всю подноготную — легионера ловят на мелочах и чувства меры при этом не знают. И все это может оказаться напрасным, если в «гестапо»[683] обнаружат, что ты врал при проверке».[684] Проверки, которые представляют собой своего рода давление, происходят постоянно: «Перед отправкой в учебный лагерь нас вызвали в подвал, где мы переодевались, и выдали наши вещи по списку, за исключением документов. Я обнаружил, что они были уложены в пакет не так, как их клал я, были вспороты все отвороты в брюках. Это — еще один пример постоянных проверок. Никаких извинений нам не принесли, и к этому надо привыкнуть побыстрее. Действия начальства здесь обжалованию не подлежат. Вообще, вы можете попытаться подать рапорт на увольнение. Но поступать так не рекомендую».[685] Почему? Да потому, что с Вашего непосредственного начальства «взыщут», а оно уже вдвойне взыщет с Вас. Несложно представить, что такая ситуация была довольно напряженной для легионеров. «Подсадные» подвергают молодых легионеров разным допросам. Кроме того, врать для новичка и вообще легионера опасно в том плане, что вокруг такого человека здесь нередко образуется «вакуум» и он остается один, что не может способствовать нормальному прохождению его дальнейшей службы здесь. Отношение сержантского состава к новичку также является, скорее всего, для него мало ожидаемым: «Сержанты с первого же момента появления новичка в Легионе оказывают на него психологическое давление, преследуя тем самым одну цель — сравнять его как личность с остальным рядовым составом. На него орут, заставляют делать самую грязную работу. Сержант заставляет новичка выполнять физические упражнения, например, отжимание от пола, по нескольку раз. Даже если новичок выполняет их безукоризненно, сержант заставляет повторить упражнение не один раз. Тем самым на тебя давят физически и морально, давая понять, что ты — ничто. В процессе учебы, кроме словесного унижения, можно получить и по лицу».