Иностранные связи - [13]

Поезд останавливается на «Тоттенхем-Корт-роуд». Фред выходит, чтобы пересесть на Северную линию. Выходит и девушка в зеленой накидке; оказывается, читала она «Случай» Джозефа Конрада. Фред сначала устремляется за ней — ему тоже нравится Конрад, — потом, не зная, что ей сказать, замедляет шаг. Сворачивая к лестнице на южную платформу, девушка бросает на Фреда грустный взгляд.

Фреду приходит в голову, как начать разговор, и он пускается вслед за незнакомкой, но тут же вспоминает, что в Хэмпстеде его ждут к ужину Джо и Дебби Вогелер, которые обидятся, если он не придет. С Вогелерами он учился в аспирантуре и, кроме них, никого из своих ровесников в Лондоне не знает, поэтому для Фреда очень важно сохранить их дружбу. Среди прочих знакомых Фреда только пожилые друзья его родителей да еще коллега по работе, старая дева Вирджиния Майнер, тоже приехавшая сюда в научный отпуск. Если с друзьями родителей Фред общается из вежливости, но без особой охоты, то профессора Майнер и вовсе старается избегать. Хотя у Фреда с ней не было ни одного серьезного разговора, именно ей в конце концов придется решать, оставить ли Фреда на кафедре или вышвырнуть на улицу. Говорят, она обидчивая и с причудами, к тому же без ума от всего английского. Случайная встреча скорее оттолкнет ее от Фреда, чем порадует, а если при ней обнаружить свое плохое настроение и признаться в нелюбви к Лондону и Британскому музею, то Фред, что бы она ни думала о нем сейчас, неминуемо упадет в ее глазах. Кроме всего прочего, непонятно, как к ней обращаться — профессор Майнер, мисс Майнер, Вирджиния или Винни? Чтобы не обидеть отказом, Фред согласился прийти в конце недели к ней на «вечеринку», но, скорее всего, позвонит и соврет, что ему нехорошо, — то есть что заболел, поправляет себя Фред: в этой стране «мне нехорошо» означает, что тебя тошнит.

Джо и Дебби не стоит обижать и еще по одной причине: Фреда ждет у них бесплатный ужин, притом вкусный — Дебби неплохо готовит, хоть и без особой фантазии. Впервые в жизни Фред остался без гроша в кармане. Он представления не имел, какие в Лондоне цены и сколько нужно времени, чтобы получить зарплату по чекам. Квартиру, которую он и Ру нашли по объявлению, дороговато снимать в одиночку, а готовить он не умеет. На первых порах Фред обедал в ресторанах и барах, сначала в дорогих, потом все более и более дешевых, от которых страдал не только его кошелек, но и желудок; сейчас он кое-как перебивается бутербродами с сыром, консервированной фасолью, готовыми супами, вареными яйцами и апельсиновым соком в пакетах. Если станет совсем худо, можно послать письмо или телеграмму родителям и попросить денег, но выглядеть это будет по-детски беспомощно. В конце концов, ему скоро двадцать девять и он доктор наук!

— Хочешь еще шоколадного торта? — спрашивает Дебби.

— Нет, спасибо.

— Правда ведь, не удался? — Круглолицая Дебби хмурится, между бровей-ниточек пролегает морщинка.

— Что ты, очень вкусно, просто…

— Глазурь, по-моему, не такая, как обычно, — замечает Джо — как всегда, с философским спокойствием.

— Да, сыровата, — соглашается Дебби. — И начинка слишком сладкая. Я взяла не то печенье, а хорошего шоколада ни в одном магазине не оказалось. Но здесь всегда так, понимаешь?

Фред молчит. Ему все понятно: ведь друзья весь вечер рассказывали (Дебби — горячо и возмущенно, Джо — с прохладной ехидцей) о том, как их разочаровала Англия, особенно Лондон. Больше месяца они изо всех сил пытались привыкнуть, а теперь махнули рукой. И зачем только они сделали такую глупость — уехали сюда из Южной Калифорнии (оба преподают там в колледжах по соседству), да еще и с годовалым ребенком? Их ведь предупреждали, но голову им вскружила любовь к английской литературе (Дебби) и английской философии (Джо). Что ж мы не послушались советов умных людей? — без конца спрашивают они друг у друга. Почему не поехали в Италию, или в Грецию, или, наконец, не остались дома, в Клермонте? В прошлом Британия, возможно, и была великой, но теперешний Лондон — гадость.

— Скажем, магазины. Продавец в бакалейном — форменный грубиян! Можно подумать, я его оскорбила, когда сказала, что у них должен быть горький шоколад для выпечки. Он о таком слыхом не слыхивал — и рад до смерти!

— Они все сговорились. Похоже на то, во всяком случае, — вторит Джо. — Встречаются раз в неделю в местной забегаловке и думают: «Как нам досадить этим молокососам-янки, которые рады по уши, что приехали в Лондон?» — Джо хохочет, сморкается.

— И водопроводчик не пришел, когда у нас забилась раковина. Даже не изволил сообщить, когда к нам доберется и появится ли вообще.

— Или, допустим, сегодня в химчистке. Там женщина так посмотрела на мои брюки, будто от них чем-то воняло. «Нет, сэр, с этими жирными пятнами ничего нельзя сделать, один фунт десять пенсов, пожалуйста». — Изысканный британский выговор у Джо не очень-то выходит: во-первых, ему медведь на ухо наступил, во-вторых, у него насморк.

— Но хуже всего, что здесь так некрасиво, — жалуется Дебби. — Серо, мокро, а все эти современные здания — просто кошмар какой-то. Посреди самых красивых старинных улиц понастроили многоэтажных домов, ресторанов быстрого питания, понаставили рекламных щитов. Куда девалось их чувство прекрасного?