Иностранка - [34]

— Я буду молчать, — вымолвил через силу Григорий.

— Вот и молодец, — кивнул Егор Васильевич. — Эй, развяжите его!

Двое солдат сняли Чемесова с крюка и начали развязывать ему руки. Спустя четверть часа Григорию выдали мундир, оружие и шляпу, и под конвоем двух солдат он направился прочь из казематов Петропавловской крепости. Его провели по мосту, который был раскинут через заводь Невы, и Григорий приблизился к заградительным будкам, где стояли часовые. Солдат открыл перед Чемесовым тяжелую дверь и подтолкнул его к выходу.

— Давай иди, ваше благородие, — заметил недовольно служивый. — И так ты много шуму наделал здесь. Да лучше не возвращайся.

Григорий медленно, тяжело переступил порог оградительной будки и, сделав несколько десятков шагов по инерции, остановился.

Вечерело. Прохладный весенний ветер овеял лицо молодого человека, и Чемесов невидящим взором посмотрел перед собой. Уловил, как дверь за его спиной заскрипела, закрываясь на засов, и его душу охватило ледяное, жуткое чувство утраты и тоски. Его раны ныли от пережитых мук, а сердце разрывалось от безмерной боли. Не в силах устоять на ногах от обуревавших его терзаний и трагических событий, произошедших с ним сегодня, Григорий упал на колени в грязь и, сжав голову окровавленными руками, отчаянно взвыл, как раненый зверь. По его лицу покатилась скупая мужская слеза от боли и отчаяния, потому что перед его затуманенным взором вновь предстал образ Машеньки.

Никогда в жизни Григорий не плакал, но теперь, стоя на грязной земле на коленях, и чувствуя к себе омерзение и ярую ненависть, он осознал, что походя и бездумно погубил невинных людей, отца и брата Машеньки. И сгубил ее, это нежное юное создание, наивную девушку, которая всегда смотрела на него своими синими чистыми глазами, полными обожания. И погубил ее в угоду своему тщеславию и эгоизму, лишь желая возвыситься.

Но именно теперь в этот отчаянный миг, Григорий понял, что все эти жертвы и смерть Машеньки Озеровой не стоили никакого возвышения и власти, сейчас он осознал, что его душа навек погублена и осквернена безвинной жертвенной смертью любимой девушки и ее родных…

Неподалеку от Петропавловской крепости,

1790 год, Май, 12, вечер

Трупное зловоние коснулось ноздрей Маши, и она очнулась. Сумерки окутали округу. Чуть повернув голову, девушка увидела перед собой большое тело мужчины. Его посиневшее лицо было прямо перед ее мутным взором. Он не двигался, девушка мгновенно узнала в бледном мужчине брата Сергея и похолодела. Она хотела вскрикнуть от ужаса, но ее отяжелевшее раненое тело было так измучено, что с губ сорвался лишь глухой хрип. Она попыталась привстать и тут же, приподнявшись на руках, заметила с другой стороны от себя окровавленное тело отца. Страшная рана пересекала все его лицо, а на месте вытекшего глаза зияла черно-багровая дыра. Жуткое зрелище повергло девушку в невозможный ужас, и она, задрожав всем телом, осознала, что и Сергей, и отец мертвы и теперь отчего-то оказались рядом с нею. Ощущая, что лежит на чем-то мягком, Маша опустила вниз слабую руку и нащупала под собой мертвое тело обезображенного мужчины. Осознавая, что находится среди трупов, от которых исходит смрад, и видя мертвые и окровавленные лица отца и брата, а также чувствуя нечеловеческую боль в правом бедре и под грудью, Машенька ощутила, как у нее закружилась голова от жуткого омерзения и боли, и она, приподнявшись на подломившихся, дрожащих и ослабевших руках, упала, вновь потеряв сознание.

Солдаты, сопровождавшие повозку с мертвыми, даже не услышали хрипов девушки, направляясь к назначенному месту. Спустя четверть часа телега с трупами остановилась, и солдаты, прежде чем хоронить умерших в общей могиле, решили покурить трубки. Они отошли подальше от повозки, ибо некоторые покойники невозможно воняли разложением. В это время к ним приблизилась темноволосая неприятная на вид цыганка в красном платке и черной накидке, из-под которой виднелась грязная темная юбка. Она сунула серебряную монету солдатам, и те позволили ей снять одежду с мертвых. Солдатское жалование было скудным и оттого рядовые часто продавали одежду с мертвых цыганам, которые не брезговали ничем.

Довольная женщина, которой на вид было около сорока лет, медленно проследовала нетвердой от выпитого вина походкой к повозке с наваленными на нее трупами. В основном здесь были мужчины, но сбоку, ближе всего к ней, лежало неподвижное тело стройной женщины в дорогом синем платье. Шанита оценила цепким взором богатый наряд незнакомки и ликующе проворчала, довольная тем, что всего за монету сможет получить такое шикарное платье для себя или продать его кому-нибудь из табора. Мертвая женщина была довольно изящной, и Шанита, пройдясь по телу взглядом, отметила, что ее руки очень тонки и юны.

Наклонившись, цыганка увидела, что мертвая еще совсем девочка. Она быстро перевела взор на платье и начала осматривать его. Через секунду Шанита вновь посмотрела на лицо девушки и застыла. Синие, бездонные, полные боли глаза были открыты, и вдруг с губ умершей сорвалось:

— Матушка, помогите мне…